Однако мысль о Кармел Фицджеральд все же мелькнула у нее в голове: может быть, девушка просто поняла, что рано или поздно настанет время, когда Адриан засядет у себя в комнате или натворит что-нибудь похуже, а ей придется со всем справляться самой? Видит бог, Ги мог любого чувствительного человека если не загнать в могилу, то уж заставить мучиться презрением к себе. Как минимум. И если именно это случилось с Адрианом, пока он и Кармен гостили в Ле-Репозуаре, то как молодой беззащитной девушке было устоять перед натиском мужчины, находившегося в своей стихии, бодрого и чертовски активного?
«Вот именно, беззащитной», — подумала Маргарет.
А Ги, разумеется, сразу это увидел и бессовестно воспользовался.
Но, бог свидетель, он заплатит за все, что натворил. При жизни он этого избежал. Зато теперь никуда не денется.
Маргарет так увлеклась своими мыслями, что чуть не проскочила рю де ла Виллиаз вторично. Но в последний миг все же заметила узкий проулок, сворачивавший вправо недалеко от аэропорта. Очертя голову она ринулась в него, пронеслась мимо паба, отеля и вдруг оказалась за городом, в окружении высоких земляных насыпей и живых изгородей, за которыми виднелись фермерские дома и лежали невспаханные поля. Проселок начал ветвиться мелкими тропинками, больше похожими на тракторную колею, чем на дорогу, и Маргарет уже хотела было свернуть на первую попавшуюся в надежде, что та приведет ее в какое-нибудь узнаваемое место, как вдруг случилось чудо: впереди показался перекресток, а на нем — знак, указывавший направо, в сторону Ла-Корбьера.
Шепотом Маргарет воздала хвалу божеству автолюбителей, которое милостиво сопроводило ее сюда и указало путь, неразличимый среди многих других. Попадись ей навстречу другая машина, кому-то из них пришлось бы пятиться до самого начала тропинки, но удача была на ее стороне, и, миновав беленый фермерский дом и пару красных каменных коттеджей, она никого не встретила.
Зато в просвете между ними она увидела Ракушечный дом. Как и говорил Адриан, не обратить на него внимания мог разве что слепой. Само здание было оштукатурено и выкрашено желтой краской. Ракушки, от которых оно получило свое название, украшали подъездную дорожку, изгородь и просторный сад перед ним.
Маргарет не могла припомнить, когда она в последний раз видела такую безвкусицу, наводившую на мысль о коллекционере-маньяке. Во-первых, бордюры: они состояли из больших воронкообразных раковин и раковин-гребешков, перемежавшихся с редкими морскими ушками. Ими были огорожены все до единой клумбы, на которых вместо растений красовались обклеенные ракушками прутики, веточки и металлические стержни, согнутые в виде цветов. Посреди лужайки неглубокий пруд поднимал свои выложенные ракушками борта, между которыми плавали — слава богу — настоящие золотые рыбки. Зато вокруг пруда на многочисленных инкрустированных раковинами постаментах застыли в разнообразных позах готовые к приему почестей ракушечные идолы. Два полноразмерных чайных стола из ракушек стояли в окружении соответствующего количества ракушечных стульев, и каждый был накрыт к чаю сервизом из ракушек, и даже угощение на ракушечных тарелочках было из ракушек же. А вдоль фасада выстроились миниатюрная пожарная часть, школа, амбар и церковь, и все сверкали белизной от покрывавших их панцирей моллюсков, которые расстались с жизнью ради их сооружения.
«Да, — подумала Маргарет, вылезая из рейнджровера, — после такого не скоро захочешь отведать буйабес».
Такая монументальная вульгарность заставила ее содрогнуться. Откуда-то нахлынули неприятные воспоминания: летние каникулы на берегу моря в Эссексе, повсюду валяются обглоданные куриные косточки, горы жирных чипсов и безобразно обгоревшие дряблые телеса, гордо заявляющие всему миру о том, что на отдых у моря денег было накоплено достаточно.
Маргарет отмахнулась от этих мыслей и от воспоминания о том, как ее родители стояли на пороге арендованной пляжной кабинки в обнимку, с пивом в руках. Слюнявые поцелуи, хихиканье матери и последовавшая за этим любовная пантомима.
«Довольно», — подумала она и решительно зашагала по дорожке.
Уверенно окликнула хозяев — раз, другой, третий. Из дома никто не вышел. Однако на дорожке лежали садовые инструменты, хотя для чего они могли тут понадобиться, бог весть. Тем не менее их присутствие указывало, что кто-то дома и работает в саду, поэтому она подошла к двери. И тут же из-за угла вышел мужчина с лопатой. Одет он был как бродяга, в такие грязные джинсы, что, сними он их и поставь на пол, они бы стояли сами по себе. Несмотря на холод, он был без куртки, а на его полинявшей синей рубахе кто-то вышил красными нитками слова «Стекло Мулена». Ноги были обуты в сандалии, правда, с носками. Впрочем, последние обнаруживали множество дыр, в одну из которых, на правом носке, почти целиком выглядывал большой палец.
При виде Маргарет человек остановился, но не сказал ни слова. С удивлением она поняла, что узнает его: это был тот самый раскормленный Хитклиф, которого она видела на поминках по Ги. При ближайшем рассмотрении оказалось, что цветом лица он обязан загару, который сделал его похожим на арапа. Его глаза глядели враждебно, а руки покрывала сетка из заживших и свежих порезов. От него прямо-таки веяло ненавистью, и Маргарет испугалась бы, не всколыхнись в ней ответная ненависть, а кроме того, она вообще была не робкого десятка.
— Я ищу Синтию Мулен, — сказала она человеку со всей вежливостью, на какую была способна. — Не могли бы вы сообщить мне, где я могу ее найти?
— Зачем?
Он прошел с лопатой к лужайке и начал окапывать дерево.
Маргарет ощетинилась. Она привыкла к тому, что люди трепетали, заслышав ее голос — видит бог, она достаточно времени потратила на его тренировку, — и выполняли ее команды немедленно. Она сказала:
— Думаю, что ответ должен быть либо да, либо нет. Вы либо можете мне помочь, либо нет. Или вы меня плохо поняли?
— Все я понял, только мне начхать.
Он говорил с таким чудовищным акцентом, что был похож на персонажа костюмной драмы. Она продолжала:
— Мне надо с ней поговорить. Это необходимо. Мой сын сообщил мне, что она живет здесь… — Она попробовала произнести слово «здесь» так, словно хотела сказать «на этой куче мусора», но решила, что не будет ничего страшного, если у нее не получится. — Но если он ошибся, то я была бы вам очень признательна за информацию о том, где ее можно найти. А после этого я от вас отстану.
«Не то чтобы мне очень хотелось к тебе приставать», — подумала Маргарет, глядя на его волосы, которые отличались густотой, но при этом имели такой вид, словно их отродясь не мыли.
— Ваш сын? Это еще кто?
— Адриан Бруар. Ги Бруар был его отцом. Его-то, я надеюсь, вы знаете? Ги Бруара? Я видела вас на его поминках.
Последнее замечание, кажется, привлекло его внимание, потому что он оторвался от своего занятия и оглядел Маргарет с головы до ног, после чего молча направился через всю лужайку к крыльцу, откуда вернулся с ведром. В нем лежали какие-то гранулы, которыми он щедро засыпал канавку, выкопанную вокруг дерева. Поставив ведро на землю, перешел к соседнему дереву и снова стал копать.
