— Давайте не будем сейчас обсуждать моих родственников, — сказал он.
— А по-моему, это необходимо, — возразил Линли. — Я только сейчас начинаю понимать, каких усилий ему стоило удерживать вас в рамках.
— Вы, забываетесь.
— Нет, я слишком долго молчал, и, боюсь, ни одному из нас это не пошло на пользу.
— Вас могут снять с должности в любой момент.
— Чего вы не могли сделать с Уэбберли, верно? Потому что он ваш родственник и потому что ваша жена не стала бы молча смотреть, как вы увольняете мужа ее сестры. Ведь она понимает, что муж сестры — это единственное, что стоит между вами и концом вашей карьеры.
— Это переходит всякие границы.
— В этом расследовании вы все делали неправильно. Вероятно, так было всегда, но Уэбберли оберегал вас от…
Хильер подскочил со стула:
— Я сказал, хватит!
— Но теперь его здесь нет, и вы оказались на виду. И у меня остается выбор: наблюдать, как вы губите всех нас — или только себя самого. И что, по-вашему, я должен делать в такой ситуации?
— По-моему, вы должны выполнять приказы. Выполнять немедленно и беспрекословно.
— Бессмысленные приказы я выполнять не буду. — Линли постарался взять себя в руки и сумел сказать более сдержанно: — Сэр, я больше не могу допустить, чтобы вы продолжали вмешиваться. Я вынужден потребовать, чтобы вы раз и навсегда прекратили всякие попытки управлять следствием, или мне придется…
И тут Линли замолчал. На полуслове его оборвала торжествующая усмешка, промелькнувшая на лице Хильера. Он вдруг осознал, что близорукость вновь завела его в ловушку, расставленную помощником комиссара. И в следующий миг ему стало ясно, почему суперинтендант Уэбберли всегда давал понять своему родственнику, кто из офицеров должен заменить его, даже если эта замена будет временной. Линли мог в любой момент все бросить и уйти из полиции. И никак от этого не пострадать. Другие не могли. Только у Линли имелся доход, независимый от работы. Остальным инспекторам работа давала кров и пищу. И это обстоятельство раз за разом заставляло бы их подчиняться директивам Хильера без возражений, поскольку ни один не мог рисковать рабочим местом. Уэбберли видел Линли как единственного сотрудника, который мог хоть как-то противостоять помощнику комиссара.
Бог свидетель, он не может подвести суперинтенданта, думал Линли. Сколько раз Уэбберли с готовностью шел ему на помощь? Настал черед Линли ответить тем же.
— Или?
Голос Хильера был холоден.
Линли пришлось искать другой путь.
— Сэр, сейчас нам нужно бросить все силы на новое убийство. Мы просто не имеем возможности возиться еще и с журналистами.
— Да, — сказал Хильер. — Кстати, о новом убийстве. Вы действовали вопреки моему приказу, суперинтендант, и вам придется постараться, чтобы найти убедительное оправдание.
Наконец-то добрались, подумал Линли. До его отказа пропустить Робсона к телу. Он не стал делать вид, будто не понимает, о чем говорит Хильер.
— Я оставил соответствующие указания заграждению. Чтобы на сцену преступления пропускали только тех, кто предъявил удостоверение полиции. У Робсона такого удостоверения не было, и констебль из заграждения не имел ни малейшего представления, кто это такой. А это мог быть кто угодно, в частности — журналист.
— А потом, когда вы встретились? Когда вы поговорили? Когда он попросил посмотреть фотографии, видеозапись, то, что осталось, когда тело унесли?
— Я отказал ему, — ответил Линли, — но вам это уже известно, иначе вы не упомянули бы все эти детали.
— Да, мне это уже известно. И теперь вам предстоит выслушать, что думает Робсон о шестом убийстве.
— Сэр, прошу меня извинить, но люди ждут, нам нужно работать. Это куда более важно, чем…
— Моя власть выше вашей, — заявил Хильер, — и сейчас был дан прямой приказ.
— Я понимаю, — сказал Линли, — но если он не видел материалы, то нам придется впустую потратить время, пока…
— Он уже посмотрел видеозапись. Прочитал предварительные отчеты. — Хильер тонко улыбнулся, заметив удивление Линли. — Как я уже говорил, моя власть выше вашей, суперинтендант. Так что садитесь. Вам еще придется побыть здесь некоторое время.
Хеймишу Робсону достало совести выглядеть виноватым. И смущенным, как постарался бы выглядеть в данной ситуации всякий человек, обладающий интуицией. Он вошел в кабинет с желтым блокнотом и тонкой пачкой бумаг. Пачку он отдал Хильеру, а после улучил момент и бросил быстрый застенчивый взгляд на Линли, сообщающий: «Это не я».
Линли кивнул в ответ. Он не испытывал к психологу вражды. Если уж на то пошло, они оба всего лишь выполняют свою работу, будучи поставлены в исключительно трудные условия.
Хильер явно хотел подчеркнуть свое доминирующее положение: он не пересел из-за своего стола за круглый стол для совещаний, за которым проводил встречу с главой пресс-бюро и его помощниками; жестом предложив Робсону сесть рядом с Линли, он добился того, что они стали напоминать двух просителей перед троном фараона. Оставалось только упасть ниц.
— Что вы можете сказать нам, Хеймиш? — спросил Хильер, не сочтя нужным делать вежливое вступление.
Робсон пристроил блокнот на колено. Его лицо горело, и Линли на мгновение почувствовал сочувствие к психологу. Тот оказывается между молотом и наковальней в который уже раз.
— В предыдущих преступлениях… — начал Робсон неуверенно, по-видимому не зная, как вести себя в атмосфере неприязни, существующей между двумя офицерами полиции. — В предыдущих преступлениях убийца получал ощущение всемогущества, которого и добивался посредством различных действий по ходу убийства. Я имею в виду похищение жертвы, приведение ее в беспомощное состояние, связывание, ритуалы сжигания и надрезания. Но в последнем случае, в Куинс-вуде, этих действий стало уже недостаточно. Того, что ему давали прежние убийства — будем по-прежнему считать, что это власть, — на этот раз не удалось достичь. И это вызвало в нем ярость, ранее им не испытываемую. Я могу предположить, что эта ярость удивила его, поскольку он наверняка выстроил сложную философию, которая объясняет и оправдывает убийства мальчиков и в которой нет места ярости. Но он чувствует ярость, ведь ему посмели помешать в стремлении к власти, и поэтому он не справляется с внезапной потребностью наказать жертву за неповиновение. Шестая жертва видится им ответственной: из-за нее он не получил того, что получал от всех остальных жертв.
Робсон говорил, не поднимая взгляда от записей, но теперь поднял голову, словно нуждаясь в поощрении. Линли ничего не сказал. Хильер коротко кивнул.
— И поэтому он обращается к физическому насилию над мальчиком, — продолжил Робсон, — и делает это перед убийством. После этого он не испытывает сочувствия к жертве: тело не уложено в особую позу, напротив, оно брошено как попало. И брошено там, где его могли найти только случайно, то есть не сразу. Из этого мы можем сделать вывод, что убийца следит за ходом следствия и прикладывает усилия, чтобы, во-первых, не оставить улик, а во-вторых, не попасться никому на глаза, пока избавляется от тела. Возможно, вы уже с ним разговаривали. Он знает, что вы стягиваете кольцо, и не намерен больше давать ничего, что могло бы связать его с преступлениями.
