Что было гораздо лучше, чем прежде.
— Когда будешь знать, позвони мне, — попросил он. — Я подожду, сколько надо будет, не волнуйся.
Линли считал, что одной из причин, по которой его заставили задержаться в больнице, было опасение, что он, будучи отпущен, может что-нибудь сделать с Робби Килфойлом. И правда в том, что он действительно сделал бы кое-что, только не совсем то, чего от него, очевидно, ожидали. Нет, он просто задал бы ему один вопрос: зачем? И возможно, этот вопрос привел бы к другим: почему Хелен, а не я? И почему таким образом, в компании с подростком? Что он хотел этим сказать? Показать свою власть? Равнодушие? Садизм? Удовольствие? Чтобы разрушить как можно больше жизней одним быстрым ударом, потому что он знал, что конец неизбежен и близок? Поэтому? А теперь он станет известным, он прославится, вокруг него поднимется шум и суматоха. Он окажется на самом верху, среди лучших, среди таких, как Хиндли, которые вечно будут сиять на небесах преступного мира. Жадные до сенсаций обозреватели криминальных событий будут стаями слетаться на суд, писатели будут документировать его жизнь в книгах, и он никогда не сотрется из памяти рода людского, подобно заурядному обывателю или, раз уж на то пошло, подобно невинной женщине и ее неродившемуся ребенку. Сейчас они оба мертвы и вскоре станут вчерашними новостями.
Скорее всего, вышестоящее начальство считало, будто Линли рванется в атаку, вновь оказавшись лицом к лицу с чудовищем. Но чтобы рваться в атаку, нужна внутренняя жизненная сила, которая только и может двигать человека вперед. В нем такой силы больше нет.
Ему сказали, что сдадут его с рук на руки родственникам, и, поскольку одежду куда-то спрятали, он был вынужден ждать до тех пор, пока не прибудет кто-нибудь из его семьи. Линли не сомневался, звонок на Итон-террас с информацией о нем и его состоянии содержал и пожелание не торопиться с приездом в больницу, так что неудивительно, что мать приехала уже только поздним утром. С ней был Питер. Такси, сказала она, ждет у входа.
— Что случилось?
Она показалась ему старше, чем в предыдущие дни. Они все сейчас живут в хаосе, и это, понял он, сказывается и на ней тоже. Раньше он об этом не задумывался. Есть ли какой-то особый смысл в том, что сейчас вот задумался?
Позади матери стоял брат Линли, худой и неловкий, как всегда. Когда-то они были близки, но то было много лет назад. Между тем временем и сегодняшним днем маячили, как привидения, кокаин, алкоголь и отказ от братских отношений. Слишком много болезней накопилось в роду, часть из них пожирают тело, остальные — душу.
— Ты в порядке, Томми? — спросил Питер. И Линли увидел, как рука брата тянется вперед, но потом падает безвольно вниз. — По телефону нам ничего не сказали… просто сказали, что нужно тебя забрать. Мы подумали… Нам сказали, что тебя привезли откуда-то с реки. Но там… Какая река? Что ты…
Брат боится, понял Линли. Еще одна возможная потеря в жизни, и Питер не знает, как справиться с ней, не имея привычного когда-то костыля: порошок в нос, укол в вену, глоток из бутылки, что угодно. Питер, может, и не хотел ничего такого, но раз это так легко взять, раз оно так манит, почему бы и нет.
— Я в полном порядке, Питер, — ответил Линли. — Никаких глупостей я не делал. И не буду пытаться.
Однако последнее утверждение, как отдавал себе отчет Линли, не было ни обещанием, ни ложью.
Питер закусил губу по детской привычке. Нервно кивнул.
Линли объяснил, что случилось, двумя простыми предложениями: он встретился с убийцей. Барбара Хейверс выручила его.
— Примечательная женщина, — сказала леди Ашертон.
— Да, — подтвердил Линли.
Он узнал, что Ульрику Эллис переправили в полицейский участок несколькими часами ранее, чтобы взять показания. Она была потрясена, сообщили ему, но больше никак не пострадала. Килфойл ничего не успел с ней сделать, только несколько раз разрядил в нее шокер, заклеил рот скотчем и привязал к доске. Да, неприятные ощущения, но по сравнению с тем, что могло бы произойти, было нелепо переживать из-за их последствий.
В такси он устроился в углу заднего сиденья, мать села рядом, а брат притулился на откидном сиденье напротив.
— Скажи ему, чтобы заехал в Скотленд-Ярд, — сказал Линли Питеру.
На что мать пыталась возражать:
— Ты немедленно едешь домой, Томми.
Он потряс головой.
— Скажи: Скотленд-Ярд, — и кивком указал на водителя. Питер потянулся к окошечку в стенке, разделяющей водителя от пассажиров, и сказал:
— Виктория-стрит. Скотленд-Ярд. А потом Итон-террас. Такси вывернуло на проезжую часть, влилось в транспортный поток и направилось в сторону Вестминстера.
— Вчера мы должны были остаться вместе с тобой в больнице, — проговорила леди Ашертон.
— Нет, — сказал Линли. — Вы поступили так, как я попросил. — Он посмотрел в окно, — Я хочу похоронить их в Хоуэн-стоу. Думаю, она бы тоже так хотела. Мы никогда это не обсуждали. Как-то не приходило в голову. Но я бы…
На его руку легла ладонь матери.
— Конечно, — сказала она.
— Когда… еще не решил. Надо было спросить, когда отдадут… тело. Там масса каких-то формальностей…
— Мы займемся этим, Томми, — сказал брат. — Всем займемся. Разреши.
Линли посмотрел на него. Питер наклонился вперед, оказавшись ближе, чем когда-либо за долгие-долгие годы. Линли кивнул, соглашаясь.
— Хорошо. Кое-что я попрошу тебя сделать. Спасибо.
Остаток пути они проехали в молчании. Когда такси повернуло с Виктория-стрит на Бродвей, леди Ашертон заговорила:
— Ты позволишь кому-нибудь из нас пойти с тобой, Томми?
— В этом нет нужды, — сказал он. — Я справлюсь, мама.
Он подождал, пока они уедут, и только тогда вошел в здание, где направился не в корпус Виктория-блок, а в Тауэр-блок. Его целью был кабинет Хильера.
При его появлении Джуди Макинтош оторвалась от работы. Как и его мать, она сумела безошибочно догадаться о его состоянии: он пришел сюда не для конфронтации.
— Суперинтендант, я… — произнесла она. — Мы все… Невозможно представить, через что вам приходится…
Она сжала пальцами горло, словно умоляя освободить ее от необходимости договаривать. — Спасибо, — сказал он. Сколько еще ему придется благодарить людей в ближайшие месяцы? Да и за что он их, собственно, благодарит? Привитые ему хорошие манеры требовали говорить в таких случаях спасибо, когда на самом деле ему хотелось запрокинуть голову и взвыть в бесконечную ночь, что наступает на него. Он вдруг возненавидел хорошие манеры. Но и ненавидя их, он прибег к ним, когда попросил у Джуди:
— Вы не сообщите ему, что я здесь? Я бы хотел кое-что сказать, буквально несколько слов.
Она кивнула. Однако вместо того, чтобы позвонить Хильеру, она прошла в кабинет и аккуратно прикрыла за собой дверь. Прошла минута. Другая. Очевидно, они вызывают кого-нибудь на подмогу. Опять Нкату. Или Джона Стюарта. Кого-нибудь, кто вывел бы его из здания.
