Книга Верь в мою ложь, страница 163. Автор книги Элизабет Джордж

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Верь в мою ложь»

Cтраница 163

Русло реки и залив, в который река впадала, были пустыми. На месте реки Кент остался на время отлива только узенький ручеёк, через который нетрудно было перепрыгнуть. В заливе вообще не было воды. Алатея решила, что у неё хватит времени для того, чтобы пересечь его, нужно только быть поосторожнее. Она это знала. И знала, как себя вести. У неё была с собой трость, которой Алатея проверяла дорогу перед собой, чтобы не нарваться на плывун, да если бы она и угодила в такой песок, она всё равно знала, что делать.

Но она не учла тумана. Хотя она видела, что туман надвигается на Арнсайд с северо-запада, и хотя знала, что он скоро доберётся до берега, Алатея не представляла, с какой скоростью движется эта стена. А это была именно стена, стремительно мчавшаяся вперёд, поглощавшая всё на своём пути. И когда туман добрался до неё, Алатея в то же мгновение поняла, что это не просто туман, а некая тлетворная субстанция, несущая с собой смертельную опасность. То, что сначала было похоже на обычный пар, лёгкую дымку, пусть холодную и влажную, в считаные мгновения превратилось в серую завесу, настолько плотную, что Алатее даже показалось, что глаза её подводят, по какой-то причине играя злую шутку, потому что она ничего не видела вокруг себя, несмотря на дневное время. Хотя солнце, конечно, висело где-то в небе, потому что Алатея могла разобрать цвет своих ботинок, куртки и цвет самого тумана… но больше ничего. Она потеряла ощущение пространства. Ощущение веса. Ничего не было. Только туман.

Ей ничего не оставалось, кроме как повернуть обратно к Арнсайду, потому что он был ближе, чем Грэндж-овер-Сэндс. Но уже через пять минут Алатея остановилась, потому что потеряла направление.

Конечно, откуда-то доносились звуки, которые могли бы помочь ей добраться до дома, но она не понимала, с какой стороны они идут. Первым делом Алатея услышала стук поезда по железнодорожному мосту через реку Кент, между Арнсайдом и Грэндж-овер-Сэндс. Но она не могла понять, в какой стороне от неё находится мост. Ей казалось, что он должен находиться слева от неё, но звуки неслись как будто сзади. А это значило, что она шла прямо в сторону моря…

Алатея развернулась, чтобы исправить ошибку, и снова тронулась с места. Наткнувшись на лужу, она провалилась по лодыжки и быстро отскочила назад. Кто-то где-то закричал. Алатея не могла определить, откуда доносится крик, но он прозвучал недалеко, и это уже было хорошо. Она повернулась в сторону звука и сделала ещё несколько шагов.

Потом зарычал трактор. По крайней мере, это было похоже на трактор. Но он рычал точно за спиной Алатеи — или так казалось, — и, значит, в ту сторону и лежал наилучший путь к берегу. Алатея опять повернулась и крикнула:

— Эй! Эй! Я здесь! Здесь!

Но ответа не услышала — лишь звук мотора доносился сквозь туман, причём так натужно, словно машина была невероятно перегружена.

А потом Алатея услышала автомобильные гудки. Значит, в той стороне должна была быть дорога. Вот только эта дорога находилась там, где вроде должно было быть море, и если бы она пошла в том направлении, то уж наверняка заблудилась бы. Она брела бы между холмиками песка, по лужам, и в конце концов провалилась бы в песчаную ловушку — место, где под песком затаилась вода и где могла бы пройти разве что лишь самая лёгкая птичка. И утонула бы.

Алатея опять остановилась. Повернулась. Прислушалась. Крикнула. В ответ раздались голоса чаек. Через мгновение воздух как будто разделился на мгновение от звука то ли выстрела, то ли автомобильного выхлопа. И снова наступила тишина.

И в это мгновение Алатея поняла, что спасения нет. Что на самом деле спасения для неё никогда и не было. Конечно, у неё была возможность добраться до восточной части залива Моркам и убежать из Арнсайда. Но ей не уйти было от собственной жизни, переполненной ложью. И Алатея решила, что пришло время взглянуть на всё открыто. Потому что каждый момент её прежней жизни вёл вот сюда, к ловушке песков и пониманию того, чего она так глупо надеялась избежать. И теперь осталась только неприкрытая правда.

Вот и хорошо. Пусть так и будет. Она примет то, что надвигается на неё, потому что она только этого и заслужила. Алатея открыла сумку. Но лишь когда она нашла в ней кошелёк, чековую книжку и косметичку, но не обнаружила мобильного телефона, то вспомнила, что оставила его в кухне, на подзарядке. Алатея долго молча смотрела в сумку, осознавая, что ей не удастся в последний момент рассказать Николасу истину о себе.

Ей оставалось только броситься в ледяные объятия неизбежного. И почему она вообще думала, что может быть как-то иначе? Каждый шаг, который она сделала с момента бегства от своих родных, вёл её к той единственной точке на земном шаре, где всё и должно было завершиться.

Бегства никогда не существовало, были только разного рода отсрочки. Когда наука и хирургия позволили ей освободиться от ужасной оболочки, бывшей для неё тюрьмой, это не было бегством, потому что остались воспоминания, которые она не могла прогнать, как ни старалась.

И худшим из этих воспоминаний были занятия боксом, которые последовали за заявлением её отца, что братья не могут вечно защищать Сантьяго Васкеса дель Торрес. Что пришло для него время научиться защищаться от разных хулиганов самому. Но в глазах отца светился скрытый страх, когда он говорил это, и постоянно хмурился и выражал неудовольствие, когда видел, что Сантьяго не хочет скакать верхом вместе с братьями, что Сантьяго совершенно не интересуется строительством крепостей из песка и игрой в солдатики, что ему неприятна борьба, что он никогда не участвует в детском соревновании мальчишек, кто пустит струю дальше. И в глазах матери тоже светился страх, когда она заставала Сантьяго примеряющим платья, играющим с куклой или затевающим чайный приём для кукол вместе с кузиной Еленой-Марией.

Выражение лиц родителей Сантьяго без слов говорило одно и то же: кого мы породили? Тревоги отца были вполне понятны для человека его культуры, его возраста, его религии и воспитания. Он боялся, что одарил мир ещё одним грязным гомосексуалистом. Тревоги матери имели другой характер. Она думала о том, как выживет Сантьяго в окружающем их мире, если этот мир не в силах его понять?

Идею бежать поддержала Елена-Мария. Только ей Сантьяго рассказал всё. Она выслушала его рассказ о том, что в его теле прячется чужая душа, что он не может чувствовать себя — собой. Он смотрит из своего тела, объяснял он кузине, и смотрит на своё тело, и знает, что это тело мужчины, но оно не хочет функционировать как мужское, и он не хочет, чтобы оно так функционировало. Ему даже прикасаться к этому телу противно, говорил он. Это как трогать кого-то постороннего.

«Я не знаю, в чём тут дело, — говорил он Елене-Марии, — я не знаю, как это понимать. Я просто не хочу этого, я не могу с этим жить. Я просто должен избавиться от этого, а если не смогу, то умру, клянусь, я просто умру».

Елена-Мария помогла ему разобраться. В тот день, когда они вдвоём поехали в другой город, в выходной, когда они были двумя девушками, гулявшими по пляжу… Это дало юному Сантьяго возможность понять, чего он на самом деле хочет, кем должен быть. Но ведь такого не могло случиться в мире его отца, в мире, где мужчина должен всегда оставаться мужчиной. И чтобы найти жизнь, для которой он был предназначен, Сантьяго был вынужден бежать. И он бежал и бежал, пока не очутился в руках Рауля Монтенегро.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация