— Простишь меня?
— Конечно. И сделаю это, раз ты просишь. Только не прямо сейчас. Пожалуйста, Ники… давай подождём ещё несколько месяцев.
Николас кивнул. Потом усмехнулся и сказал:
— А тем временем будем упражняться снова и снова, ладно? Чтобы всё получалось как надо.
Она улыбнулась в ответ.
— Это мы можем.
— Отлично. А теперь объясни, зачем ты крошишь целую гору лука? У меня уже чертовски щиплет глаза! Что ты собралась приготовить?
Алатея окинула взглядом луковый холм.
— Понятия не имею.
Николас хихикнул.
— Сумасшедшая.
Он подошёл к груде дневной почты, аккуратно сложенной рядом с кухонным телефонным аппаратом, и сказал:
— Ты поговорила с тем парнем насчёт ремонта витражных стёкол?
Да, поговорила, ответила она. Он думает, что сможет подобрать стёкла к другому окну в главном холле, но это потребует некоторой работы. Он мог бы забрать оригинал с собой на некоторое время или он мог бы принести сюда стёкла для подбора, но в любом случае это выйдет довольно дорого. Ники действительно хочет?..
Их разговор перешёл на обычные темы; компромисс был найден, напряжение исчезло. Они стали обсуждать всякую всячину, пока наконец Николас не нашёл записку, о которой Алатея уже и забыла, поскольку её растревожил разговор о детях, докторах в Ланкастере и о том, чего Николас хотел и ждал от неё.
— Что это такое? — спросил он, держа в руке листок, который Алатея вырвала из блокнота днём.
— А… Тебе звонили. Какой-то телефильм закончен, вот и звонила какая-то женщина. Ей бы хотелось поговорить с тобой об этом. Она… Вроде бы она называла это пробным исследованием… ну, что-то такое.
— Что за фильм? — нахмурился Николас.
— Альтернативное лечение наркозависимости. Она сказала, фильм документальный. Интервью с наркозависимыми, докторами и социальными работниками. Что-то… презентация? Или празднование? Не знаю. Я ей сказала, что вряд ли тебя это заинтересует, но…
— Почему?
— Что — почему?
— Почему ты ей так сказала?
Алатея отошла, чтобы взять одну из своих поваренных книг. Николас сделал для неё полку в нише над кухонной плитой, и она схватила одну книгу наугад, гадая, что можно приготовить из трёх луковиц, искрошенных в крохотные кусочки. И рассеянно ответила:
— Ну, такие вещи… они питают самомнение, Ники. Мы ведь много говорили об этом, ты и я. Ничего тут не может быть хорошего, из-за того, куда всё это ведёт. Из-за того, чему тебе пришлось противостоять.
— Верно. Верно. Но это же не обо мне, Алли. — Он снова посмотрел на листок в своей руке. — Откуда эта женщина? Откуда создатели фильма?
— Я не спрашивала. Я не думала… — Она посмотрела на обложку книги, которую взяла с полки. Собралась с мыслями. — Ники, ты должен быть осторожен с такими вещами. Ты ведь всегда говорил, что предпочитаешь помалкивать. Оставаться за сценой. Это лучше всего.
— Лучше всего — поддержать такой проект деньгами, — возразил он. — Для того, чтобы тот мог осуществиться.
— А если не осуществится?
— Почему ты так говоришь?
— Из-за разного… из-за того газетчика, который много раз здесь бывал. И что из этого вышло? Ничего. Сколько часов ты на него потратил? Вы разговаривали, гуляли, работали вместе на оборонительной башне — и что? Опять ничего. Он обещал написать статью, и где все его обещания? Я не хочу видеть в твоих глазах разочарование.
Она не хотела этого из-за того, к чему разочарование могло привести Николаса. Он мог добавить эти слова мысленно.
Выражение лица Николаса изменилось, но как? Он как будто засветился, глядя на жену, и источником этого света была его любовь.
— Алли, милая, тебе не о чём тревожиться. Я прекрасно знаю, как рискую каждый день. — Он снял трубку с телефонного аппарата, но не стал набирать номер, а продолжил: — Тут дело не в самомнении. Речь идёт о спасении жизней, как была спасена моя.
— Ты всегда твердил, что твою жизнь спасла я.
— Нет, — возразил он, — ты заставила меня почувствовать ценность жизни. Мне бы хотелось узнать, в чём там дело, — он кивнул на телефон, — но я не хочу делать это без твоего согласия.
Алатея видела, что деваться ей некуда. Николас ведь просил так мало… И после того, что он сам дал ей, конечно же, ей оставалось только сказать:
— Хорошо, Ники. Если тебе это интересно.
— Отлично, — кивнул он. Посмотрев на листок, набрал номер. И одновременно спросил жену: — Что за фамилия, Алли? Не могу разобрать твой почерк.
Она подошла и заглянула в листок через его плечо.
— Сент-Джеймс.
Камбрия, Грейт-Урсвик
Когда ворота школы Маргарет Фокс открылись, Манетт Файрклог Макгай вздохнула с облегчением. Она думала, что Найэм Крессуэлл вполне могла ведь и забыть позвонить в школу, чтобы сообщить: сегодня за её сыном должен приехать человек, который не числится в списке. И вроде бы она и должна была так сделать. Найэм знала, что Манетт была довольно близка с Яном, что в глазах Найэм делало её врагом после развода. Но, похоже, бывшая жена Яна в конце концов решила, что важнее иметь лишнего человека, который согласился бы забирать из школы её сына, и это перевесило жажду мести за мнимые преступления, совершённые против неё. Она сказала: «Я дам знать Грейси. Она расстроится, если Тим не вернётся в обычное время». Манетт очень хотелось увидеть сегодня Тима, чьё лицо на похоронах его отца до сих пор снилось Манетт. Это стало бы уже десятой её попыткой наладить отношения с сыном её кузена Яна. Она уже пыталась это сделать, сразу после похорон. Пыталась с помощью телефонных звонков. Пыталась по электронной почте. А теперь ей предстояла прямая попытка. Тиму вряд ли удастся скрыться от неё, если ему придётся ехать в её машине.
Рано уехав с работы, Манетт остановилась у офиса Фредди, чтобы сообщить, что увидится с ним дома.
— Я забираю Тима, — сказала она. — Подумала, а вдруг ему захочется провести вечер с нами? Поужинать, посмотреть какое-нибудь кино. Ну, ты понимаешь. Так что, до вечера?
Но Фредди ответил нечто такое, что удивило Манетт. Вместо обычного рассеянного: «А, да, конечно, Манетт», её бывший партнёр по жизни вдруг покраснел, как варёный рак, и пробормотал:
— Ох, ну да… Что касается… — И после совершенно нехарактерной для него неловкой паузы продолжил: — Вообще-то у меня сегодня свидание, Манетт…
Она понимающе произнесла:
— А!..
И постаралась никак не выдать своего удивления.
Фредди поспешил объяснить:
— Я просто подумал, что, наверное, пора уже… Пожалуй, нужно было раньше тебе сказать, но я просто не знал, как это сделать.