Она достала сотовый телефон, собираясь позвонить в салон, но телефон сам зазвонил прежде, чем она успела набрать номер. Барбара посмотрела на дисплей — это был Линли. Барбаре не понравилась радость, охватившая её при виде его номера.
— Похоже, дело с волосами придётся отложить, — сказала она Анджелине. — На этот звонок я должна ответить.
Лондон, Чок-Фарм
— Вы чем заняты? — спросил Линли. — И где вы? Можете говорить?
— Голосовые связки пока целы, если вы об этом, — ответила Барбара. — Если же вы о том, не услышит ли кто… Чёрт, что же он там говорил Дастину Хофману?..
— Барбара, о чём это вы?
— О Лоуренсе Оливье. Фильм «Марафонец». Не спрашивайте. Я дома, более или менее. Я хочу сказать, что стою на террасе перед квартирой Ажара, и вы спасли меня в последний момент, потому что иначе мне пришлось бы отправиться к стилисту, чтобы доставить удовольствие суперинтенданту Ардери. Я как раз думала, не сделать ли мне причёску в стиле восьмидесятых. Или такую, какую носили во время Второй мировой войны — знаете, с валиками над ушами, ну, если вы вообще понимаете, о чём речь. Когда волосы укладывают по обе стороны лба как колбаски. Никогда не могла понять, как всё это держалось. Может, туалетную бумагу внутрь набивали?
— Интересно, теперь все наши разговоры будут иметь такое направление? — полюбопытствовал Линли. — Если честно, мне всегда казалось, что заботы о внешности не входят в круг ваших интересов.
— Те дни остались в прошлом, сэр. Так чем я могу быть полезна? Я так понимаю, вы позвонили не просто так, не для того, чтобы узнать, продолжаю ли я брить ноги.
— Мне нужно, чтобы вы кое-что для меня выяснили, но так, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Возможно, придётся и побегать. Как, возьмётесь? И сможете ли?
— Наверное, всё зависит от того, что именно вам нужно. Тут, знаете ли, разговоры ходят…
— О чём?
— О том, куда вы пропали, почему, кто вас туда отправил и так далее. Общее мнение в целом таково: вы заняты где-то там неким монументальным расследованием чего-то такого вроде коррупции в полиции, и вы подкрадываетесь к какому-то заброшенному дому, чтобы поймать того, кто передаёт кому-то деньги, или же ловите кого-то, кто тычет электродами в невинного, добывая ложное признание… Ну, вы меня поняли.
— А вы?
— В смысле, что думаю я? Хильер впутал вас по самое не балуйся в дело, к которому сам не желает прикасаться даже тростью. Вы можете ошибиться, вы можете провалиться в дерьмо, а он всё равно будет благоухать, как роза. Угадала?
— Насчёт Хильера — почти. Но вы пристрастны.
— И это всё, что вы можете сказать?
— Пока да. Так как, хотите?
— Что? Протянуть руку помощи?
— И так, чтобы никто ничего не знал. Вам придётся уходить от радара. И в особенности не попадитесь…
— Суперинтенданту?
— Да, потому что у вас могут возникнуть проблемы. Пусть даже ненадолго.
— А ради чего ещё я живу на свете? — усмехнулась Барбара. — Давайте говорите, что вам нужно.
Лондон, Чок-Фарм
Как только Линли произнёс «Файрклог», Барбаре всё стало ясно. И не потому, что она внимательно относилась к жизни всех людей, обладавших титулами в Соединённом Королевстве. Далеко не так. Скорее потому, что она была преданной читательницей «Сорс», хотя и скрывала это ото всех. Барбара уже много лет была привязана к этому изданию, она стала беззащитной жертвой гигантских заголовков и восхитительно непристойных фотографий. Когда бы она ни проходила мимо рекламного щита, стоявшего на тротуаре и во всё горло кричавшего о новой истории, напечатанной на первой странице, ноги сами несли её к табачной лавке на углу, она протягивала деньги — и получала отличную порцию сплетен, которыми можно было подсластить дневную чашку чая и сухое галетное печенье. Так что имя Файрклога было ей знакомо не только в связи с частыми упоминаниями в газетах бизнеса барона Айрелетского, служившего поводом к грубым шуткам журналистов в течение многих лет, но и потому, что у барона был непутёвый наследник Николас.
Барбара также сразу поняла, где находится Линли — в Камбрии, где жил Файрклог и находилась его фабрика, «Файрклог индастриз». Но чего она не знала, так это того, откуда Файрклога знает Хильер и о чём он мог просить Линли в отношении этой семьи. Другими словами, Барбара не была уверена, что это за случай: «мы за них» или «мы против них», но предположила, что коль скоро речь шла о титулованной особе, то Хильер скорее должен был быть «за них». Хильер был просто болен титулованными особами, в особенности теми, что были выше его самого по положению, то есть всеми вообще.
А следовательно, речь должна была идти скорее о самом лорде Файрклоге, а не о его никудышном сыне, давно служившем темой для жёлтой прессы вместе с прочими богатенькими детками, прожигавшими жизнь. Но список того, что интересовало Линли, говорил о том, что инспектор забрасывал очень широкую сеть, потому что в неё попадали некое завещание, некий страховой полис, газета «Сорс», Бернард Файрклог и последний номер журнала «Зачатие». Ещё в список входил некий человек по имени Ян Крессуэлл, обозначенный как племянник Файрклога. А для полноты впечатления — и на тот случай, если у Барбары хватит времени, — к списку была добавлена некая Алатея Васкес дель Торрес, свалившаяся из Аргентины, из местечка под названием Санта-Мария-ди-как-то-там, с которой тоже не худо было бы разобраться. Но только если будет время, подчеркнул Линли, потому что прямо сейчас ему необходимы сведения о Файрклоге. Файрклоге-отце, а не сыне, повторил Линли.
Камбрия, озеро Уиндермир
Свидание Фредди, назначенное через Интернет, затянулось на всю ночь, и хотя Манетт всегда старалась думать о себе как о вполне современной женщине, это показалось ей немного слишком. Конечно, её бывший муж не был школьником, и, уж конечно, он не должен был спрашивать её мнения по такому вопросу. Но видит бог, это же было их первое свидание, и куда вообще катился мир — или, если точнее, куда катился Фредди? — если мужчина и женщина решили как следует познакомиться друг с другом в постели, вместо того чтобы для начала просто поговорить не по электронной почте? Но именно так оно и случилось, если верить Фредди, причём идея принадлежала даме. Женщине! Если верить Фредди, она сказала: «Слушай, нет смысла продолжать всё это, если мы друг другу не подходим в сексуальном смысле, Фредди, ты согласен?»
Ну, в конце концов, Фредди ведь был мужчиной. И если ему подворачивалась такая возможность, что ему оставалось? Тем более после шести месяцев целомудренной переписки, когда они уже имели возможность узнать многое друг о друге, от взглядов на политику до мнения о фокусах? К тому же ему такой подход показался вполне разумным. Времена-то менялись… В общем, они выпили по бокалу вина в кафе и отправились домой, чтобы провести исследование. Судя по всему, им обоим занятие показалось вполне приятным, так что они ещё дважды повторили процедуру, опять же если верить Фредди, а в итоге дама осталась на всю ночь. И утром, когда Манетт спустилась в кухню, та сидела там и пила кофе вместе с Фредди. На ней была рубашка Фредди и ничего больше, так что на виду оставались и её ноги, и немалая часть того, из чего эти ноги росли. Она поздоровалась с Манетт с видом кошки, только что слопавшей канарейку:
