— Что ж, дорогая, — заговорила наконец леди. — Когда определение «речь может идти» превратится в «речь идёт», тогда нам будет что обсудить. А до тех пор — нет.
С этими словами она отступила назад и закрыла дверь. Барбара осталась на приступке, осознавая, что проиграла битву только потому, что использовала глагол в условном наклонении.
Выругавшись, Барбара достала из сумки пачку сигарет. Закурив, она принялась обдумывать следующий шаг. Обязательно должен найтись кто-то ещё, работающий в этом месте, некто, обладающий информацией: повар, официант, уборщик… Ясно же, что эта старая кошёлка не делает сама уборку во всём клубе.
Барбара спустилась по ступеням и оглянулась на здание. Оно выглядело как некая запретная территория, как крепость, таящая секреты членов клуба.
Она посмотрела по сторонам. Возможно, есть и другой путь… Какой-нибудь магазинчик по соседству, где имеется любопытный помощник продавца, наблюдающий в окно за холёными джентльменами, входящими в клуб… Флорист, регулярно доставляющий букеты… Табачник, продающий сигары джентльменам из клуба… Но Барбара не увидела ничего подобного; на глаза ей попалась только стоянка такси на Порт-ленд-плейс, недалеко от здания, где располагалась студия канала Би-би-си.
Барбара решила, что стоит попытать счастья на стоянке такси. У водителей, скорее всего, есть любимые маршруты и любимые места стоянок. Они знают, где лучше всего искать пассажиров, они знают район. И в такси в этом районе с равным успехом может сесть и член клуба, и служащий Би-би-си.
Она отправилась на стоянку, чтобы поболтать с шофёрами. Первые три в очереди ничем ей не помогли. Четвёртый оказался счастливой находкой.
Он знал лорда Файрклога. Он знал «чуть не всех этих франтов», так он сказал. Ему нравилось болтать с ними, потому что это их раздражало, именно так, и ему нравилось наблюдать, как они подолгу собирались с духом, чтобы попросить его умолкнуть. Но Файрклог не прочь был поговорить, если был один. А вот если не один, если с ним был кое-кто, тогда совсем другое дело.
Вот это «кое-кто» вызвало у Барбары особый интерес.
— Это что, кто-то особенный? — тут же спросила она.
— О, да, конечно, — ответил водитель. — Всегда одна и та же пташка.
— Его жена?
Водитель весьма невежливо захохотал.
— А вы помните, где выходили лорд и его пташка? — с надеждой спросила она.
Водитель самодовольно ухмыльнулся и постучал себя по лбу, давая понять, что его голова — надёжное хранилище всяких сведений, включая Те Самые. И сообщил, что, конечно же, помнит, потому что место всегда одно и то же. А пташка, добавил он, подмигнув, молоденькая!
«Дела идут всё лучше и лучше», — подумала Барбара. Бернард Файрклог и молодая женщина, берущие такси после посещения лордом клуба. Она спросила водителя, может ли он отвезти её туда прямо сейчас.
Водитель окинул взглядом очередь машин, и Барбара поняла значение его взгляда. Он не мог взять пассажира, пока не подойдёт его очередь, иначе ему грозил бы серьёзный скандал. Барбара сказала, что подождёт, пока он передвинется в начало очереди, если он отвезёт её туда, где выходили Файриклог и его спутница. И показала полицейский жетон. «Серьёзное дело», — пояснила она.
— А платить вы будете? — спросил водитель и, когда Барбара кивнула, сказал: — Садитесь, милая. Я в вашем распоряжении.
Камбрия, Милнторп — озеро Уиндермир
— Разве ты не понимаешь, что всё это значит, Саймон?
Когда Дебора говорила так, Сент-Джеймс знал: надо быть повнимательнее. Она намеревалась подвести его к какому-то выводу на основании того, о чём они говорили, а в данной ситуации возможный вывод мог грозить Деборе опасностью. Поэтому он сказал:
— В общем, нет, любовь моя. Что я понял, так это то, что в результате вашего разговора Алатея Файрклог расстроилась куда сильнее, чем это можно было предполагать, и это явно не имело никакого отношения к смерти Яна Крессуэлла. И мне кажется, что для тебя было бы лучше всего позвонить её мужу, сказать, что у тебя срочные дела в Лондоне, и отказаться от встречи.
— И не узнать, что ему нужно? — В тоне Деборы звучало недоверие, в глазах вспыхнула подозрительность. Как все мужья и жёны знают слабые места друг друга, так и Дебора знала слабое место своего мужа, и это была она сама. — Да с какой стати я должна так поступать?
— Ты же сама сказала: она теперь знает, что ты не та, за кого себя выдаёшь. Вряд ли ты можешь думать, что она не сказала об этом Николасу. И если он после этого звонит тебе и сообщает, что хотел бы поговорить, — ведь он так сказал, верно? — то он наверняка хочет поговорить именно о том, в каком состоянии пребывала его супруга после твоего ухода.
— Это ты захотел бы поговорить об этом. А у него могут быть совсем другие причины для встречи. И я ничего о них не узнаю, если не перезвоню ему и не соглашусь встретиться.
Они стояли на площадке перед отелем, возле арендованной машины, и Сент-Джеймсу нужно было ехать на встречу с Линли, в Айрелет-холл. Он пока не опаздывал, но если бы их разговор затянулся, опоздание стало бы неизбежным. Дебора вышла за ним из их номера, потому что, хотя Сент-Джеймс и полагал, что они всё обсудили, она думала иначе. Одета она была для выхода, и это уже было дурным знаком. Однако при ней не было ни сумки через плечо, ни фотокамеры, и это вселяло надежды.
Дебора подробно пересказала ему свой разговор с Алатеей Файрклог, и Саймона, конечно, расстроило то, что легенда его жены рухнула; он считал, что ей пора выходить из игры. А Дебора полагала, что реакция аргентинки оказалась настолько бурной, что из неё следовало: женщина что-то скрывает. И дополнительно к этому Дебора утверждала, что, если Алатея действительно что-то затаила, очень велик шанс на то, что её муж понятия не имеет, что это такое. А потому единственным способом выяснить всё это и является разговор с Николасом.
Сент-Джеймс тогда напомнил жене, что, если верить Линли, в окрестностях рыскает некий репортёр из «Сорс», и этого — вкупе с появлением фотографа, которая оказалась не тем, кем себя называла, — было бы вполне достаточно для того, чтобы заставить Алатею Файрклог нервничать. И вообще, что она может скрывать, по мнению Деборы? Нацистскую родню? Она же из Аргентины, в конце-то концов.
— Чепуха, — решительно возразила Дебора.
«Чепуха? — мысленно удивился Сент-Джеймс. — Что вообще могло означать слово «чепуха» в наше время и какое отношение могла иметь эта «чепуха» к происходящему?»
Но у него хватило ума не произнести это вслух. Он просто немного подождал, и его жена, как и следовало предположить, его не разочаровала.
— Мне кажется, — сказала Дебора, — всё это как-то связано с тем журналом, Саймон. Алатея держалась отлично — ну, чуть-чуть нервничала, но не более того, — пока я не заговорила о «Зачатии». Я-то пыталась найти общую тему, немножко рассказала ей о наших собственных проблемах, и тут… Она как будто с цепи сорвалась, и…
