На площадке крутились несколько солдат, горели костерки и
мазницы, но мрак навеса давал настолько хорошее укрытие, что Рейневан не
побоялся влезть на скамейку, приподнялся на цыпочки и сквозь пленку в окне
заглянул в комнату. Пленки были сильно грязные, а комната освещена скупо.
Однако ему удалось рассмотреть, что разговаривали трое. Одним был Конрад,
епископ Вроцлава. Юношески звучный и выразительный голос не позволял в этом
сомневаться.
– Повторяю, я, господа, искренне благодарен за
информацию. Нам самим нелегко было бы ее раздобыть. Купцов губит жадность, а с
конспирацией в торговле трудновато, секрета не удержишь, слишком много звеньев
и посредников. Рано или поздно поступит донос на того, кто с гуситами знается и
ведет с ними торговлю. Но вот с господами дворянами и мещанами дело гораздо
сложнее. Они умеют держать язык за зубами, вынуждены опасаться Инквизиции,
знают, что случается с еретиками и гуситскими приспешниками. И повторяю еще
раз: без помощи из Праги мы никогда не напали бы на след этакого Альберта Барта
или Петра де Беляу.
Сидевший спиной к окну мужчина проговорил с акцентом,
которого Рейневан не спутал бы ни с каким другим. Это был чех.
– Петр из Белявы, – ответил он епископу, –
умел хранить секреты. Даже у нас, в Праге, мало кто о нем слышал. Но знаете,
как это бывает: находясь среди врагов, человек остерегается, а оказавшись среди
друзей, распускает язык. Ну, коли уж мы об этом заговорили, то, надеюсь, здесь,
среди друзей, у вас, епископ, не вырвалось какое-нибудь неосторожное словечко
касательно моей особы?
– Вы меня обижаете, – гордо сказал Конрад. –
Я не ребенок. Кроме того, наш тинг не случайно проходит здесь, в Дембовце, в
глуши. Место тайное и надежное. Да и люди съехались верные. Друзья и союзники.
Впрочем, ни один из них, позвольте заметить, вас даже не видел.
– Хвалю за предусмотрительность. Потому что, можете мне
поверить, гуситские уши есть в свидницком замке, у пана фон Колдица, есть у
пана Путы в Клодске. Относительно присутствующих здесь моравских панов я тоже
искренне советовал бы быть поосторожнее. У пана Яна из Краваржа среди гуситов
много родственников и свойственников.
Заговорил третий из беседующих. Он сидел ближе других к
светильнику. Рейневан видел длинные черные волосы и птичью физиономию, как-то
ассоциирующуюся с большим стенолазом.
– Мы осторожны, – сказал Стенолаз. – И
бдительны. А предательство в состоянии покарать, можете мне верить.
– Верю, верю, – фыркнул чех. – Как же не
верить-то? После всего, случившегося с Петром из Белявы, паном Бартом? Купцами
Пфефферкорном, Ноймарктом и Тростом? Демон, ангел мести, неистовствует в
Силезии, бьет с ясного неба. В самый полдень. Воистину daemonium meridianum.
Страх обуял людей…
– И очень даже хорошо, – спокойно отметил
епископ, – что обуял. И должен был обуять.
– А результат, – покачал головой чех, – виден
невооруженным глазом. Пусто стало на карконошских перевалах, поразительно мало
купцов направляется в Чехию. Наши шпионы уже не ходят с миссиями в Силезию так
охотно, как некогда. Крикливые до недавних пор эмиссары из Градца и Табора тоже
что-то поутихли. Люди болтают, проблема обрастает слухами, сплетнями, растет
словно снежный ком. Кажется, Петра де Беляу жестоко искололи. Пфефферкорна не
уберегло, говорят, священное место, смерть настигла его в церкви. Гануш Трост
бежал ночью, но оказалось, что ангел мести видит и убивает не только в полдень,
но и в ночной тьме. Ну а то, что именно я, ваше преосвященство, сообщил их
имена, пускай уж остается на моей совести.
– Хотите, я вас исповедую. Да хоть бы и сейчас. Без
оплаты.
– Искренне благодарю. – Чех не мог не
почувствовать насмешки, но не обратил на нее внимания. – Искренне
благодарю, но я, как вы знаете, каликстинец и утраквист и не признаю устной
исповеди.
– Ваше дело и ваша боль, – холодно
прокомментировал епископ Конрад. – Я предложил вам не церемониал, а
душевный покой, а ведь он не зависит от доктрины. Впрочем, ваше право
отказаться. Только уж с совестью теперь управляйтесь сами. Я же лишь скажу вам,
что названные покойники – Барт, Трост, Пфефферкорн, Беляу… провинились.
Согрешили. А Павел пишет римлянам: «Возмездие за грех есть смерть».
[355]
– Там же, – проговорил Стенолаз, – написано о
грешниках: «Пусть стол их станет силком, ловушкой, камнем преткновения и
расплаты».
– Аминь, – докончил чех. – Эх, жаль, искренне
жаль, что этот ангел или демон только над Силезией бдит. Нет недостатка в
грешниках и у нас в Чехии… Некоторые из нас там, в Златой Праге, утром и
вечером возносят мольбы, чтобы определенных грешников хватил удар, чтобы молния
их спалила… Или какой-нибудь демон доконал. Хотите, дам вам список. Именной.
– Какой список? – спокойно спросил
Стенолаз. – О чем вы? Что-то предлагаете? Люди, о которых мы говорим,
виновны и заслужили кару. Но их покарал Господь и собственная греховная жизнь.
Пфефферкорна убил арендатор из ревности к жене, а потом сам повесился,
раскаявшись. Петра из Белявы убил в приступе неистовства собственный брат,
полоумный чародей и прелюбодей. Альбрехта Барта прикончили евреи из зависти,
потому что он был богаче их. Некоторых поймали, сейчас они признаются на
пытках. Купца Троста убили разбойники, он обожал валандаться по ночам и
дождался. Купец Ноймаркт…
– Достаточно, достаточно, – махнул рукой
епископ. – Воздержимся, не надо утомлять нашего гостя. Есть тема поважнее,
и давайте к ней вернемся. К тому, значит, кто из пражских панов готов к
сотрудничеству и переговорам.
– Простите за откровенность, – после некоторого
молчания сказал чех, – но было бы полезней, если б Силезию представлял
кто-либо из князей. Я, конечно, знаю пропорции, но у нас в Праге было
достаточно сложностей и хлопот из-за радикалов и фанатиков. У нас очень плохо
относятся к духовным лицам…
– Вы, уважаемый, не знаете пропорций, путая
католических священников с еретиками.
– Многие считают, – бесстрастно продолжал
чех, – что фанатизм есть фанатизм и римский ничуть не лучше таборитского.
Поэтому…
– Я, – резко оборвал его епископ Конрад, – в
Силезии – наместник короля Зигмунта. Я – Пяст королевской крови. Все силезские
князья мои родственники, все силезские дворяне признали мое верховенство,
избрав меня ландсгауптманом. Этот тяжкий груз я несу со дня святого Марка 1422
года. Достаточно долго, чтобы знать. Даже там, у вас, в Чехии.
– Знаем, знаем. Тем не менее…
