Замок Сенсенберг, как знали все, построили тамплиеры и
неспроста выбрали именно это, а не другое место. Вздымающаяся над рваной кручей
вершина горы была в древние времена местом отправления культа языческих богов, здесь
стояла кончина,
[51]
в которой, судя по преданиям, древние
обитатели этих земель, требовяне и бобряне, приносили своим идолам человеческие
жертвы. Когда от капища остались только круги, выложенные из окатанных,
обомшелых, укрывшихся среди сорняков камней, языческий культ не замирал, на
вершине по-прежнему горели костры накануне Ивана Купалы. Еще в 1189 году
вроцлавский епископ Жирослав жестокими карами угрожал тем, кто отважится
отмечать в Сенсенберге festum dyabolicum et maledicum.
[52]
Да
еще и без малого сто лет спустя епископ Вавжинец гноил в ямах тех, кто
осмеливался праздновать.
Тем временем, как сказано, прибыли тамплиеры. Построили свои
силезские замки, грозные и зубчатые миниатюры сирийских Краков,
[53]
возводившиеся под надзором людей, обмотанных платками и с лицами темными, как
дубленая бычья кожа. Не случайно для размещения крепостей всегда выбирали
священные места древних, уходящих в небытие культов, такие, как Малая
Олесьница, Отмент, Рогов, Хабендорф, Фишбах, Петервиц, Овесно, Липа, Брачишова
Гура, Серебряная Гура, Кальтенштайн. И конечно, Сенсенберг.
А потом тамплиерам пришел конец. Справедливо ли, нет ли,
спорить поздно, но с ними покончили. Каждому известно, как это было. Их замки
заняли иоанниты, поделили между собой быстро богатеющие монастыри и как грибы
вырастающие силезские магнаты. Некоторые замки, несмотря на таившееся в их
корнях могущество, очень скоро обратились в руины. Руины, которых избегали,
обходили стороной. Которых боялись.
Не без причин.
Несмотря на быстро прогрессирующую колонизацию, несмотря на
волны жаждущих земли поселенцев из Саксонии и Тюрингии, Надрейна и Франконии,
гору и замок Сенсенберг по-прежнему окружала широкая полоса ничейных земель,
пустошей, на которые забирались только браконьеры да беглецы. Именно от них-то,
браконьеров и беглых, впервые пошли рассказы о необычных птицах, о кошмарных
наездниках, об огнях, мерцающих в окнах замка, о диких и жутких криках и пении,
мрачной музыке органов, как бы пробивающейся из-под земли.
Были такие, которые не верили. Были и такие, которых
соблазняли сокровища тамплиеров, вроде бы по-прежнему лежащие где-то в
подземельях Сенсенберга. Были и просто любопытствующие и беспокойные души.
Эти не возвращались.
Окажись в ту ночь поблизости от Сенсенберга какой-нибудь
браконьер, беглец или искатель приключений, гора и замок послужили бы поводом
для возникновения очередных легенд. Из-за горизонта налетела буря, небо то и
дело освещалось стрелами далеких молний, настолько далеких, что сюда не долетало
даже ворчание грома. А черная на фоне разгоравшегося неба глыба замка вдруг
расцвечивалась яркими глазницами окон.
И все потому, что внутри этой с виду развалины помещался
огромный, с высоким потолком рыцарский зал. Освещавшие его канделябры,
подсвечники и горящие в железных держателях факелы вырывали из мрака фрески на
строгих голых стенах. На фресках рыцарские и религиозные сцены. На стоящий
посреди зала огромный круглый стол глядели опустившийся на колени перед Граалем
Персеваль, Моисей, несущий каменные скрижали с горы Синай, Роланд в битве под
Альбраккой и святой Бонифаций, принимающий мученическую смерть от мечей фризов,
Годфрид Бульонский, въезжающий в захваченный Иерусалим. И Иисус, второй раз
падающий под тяжестью креста. Все они смотрели своими чуточку византийскими
глазами на стол и сидящих за ним рыцарей в полных доспехах и плащах с
капюшонами.
Через открытое окно с порывом ветра влетел большой стенолаз.
Птица совершила круг, отбрасывая призрачную тень на фрески,
уселась, взъерошив перья, на спинку одного из стульев. Раскрыла клюв и
заскрипела, а прежде, чем скрип умолк, на стуле уже сидела не птица, а рыцарь.
В плаще и капюшоне, как близнец похожий на остальных.
– Adsumus,
[54]
– глухо проговорил
Стенолаз. – Мы здесь, Господи, собравшиеся во имя Твое. Прииди к нам и
пребудь среди нас.
– Adsumus, – в один голос повторили собравшиеся за
столом рыцари. – Adsumus! Adsumus!
Эхо пронеслось по замку, как раскаты грома, как отзвуки
далекой битвы, как грохот тарана о городские ворота. И медленно замерло в
темных коридорах.
– Хвала Господу, – проговорил Стенолаз, дождавшись
тишины. – Близок день, когда в прах обратятся все враги Его. Горе им!
Потому мы здесь!
– Adsumus!
– Провидение, – Стенолаз поднял голову, и глаза
его загорелись отраженным светом пламени, – ниспосылает нам, братья мои,
очередную возможность поразить врагов Господа и еще раз покарать врагов веры.
Пришло время нанести очередной удар! Запомните, братья, это имя: Рейнмар из
Белявы. Рейнмар из Белявы, именуемый Рейневаном. Послушайте.
Рыцари в капюшонах наклонились, слушая. Сгибающийся под
тяжестью креста Иисус смотрел на них с фрески, а в его византийских глазах была
беспредельность очень человеческого страдания.
Глава 3
в которой разговор пойдет о делах, так мало – казалось бы –
имеющих между собой общего, как соколиная охота, династия Пястов, капуста с
горохом и чешская ересь. А также о диспуте, касающемся проблемы, следует ли, а
если следует, то когда держать слово
У речки Олесьнички, извивающейся по черным ольховым заливным
лугам среди белых берез и зеленеющих полей, на возвышении, с которого видны
были крыши и дымы деревни Боровая, княжеский кортеж сделал долгий привал. Но не
для того, чтобы перекусить самим и накормить лошадей, а совсем наоборот – для того,
чтобы измучиться. То есть – по-господски – развлечься.
Когда кортеж подъезжал, с лугов сорвались тучи пернатых –
уток, чирков, нырков и даже цапель. Видя это, князь Конрад Кантнер, хозяин
Олесьницы, Тжебницы, Милюча, Счинавы, Воловья и Смогожева, а совместно с братом
Конрадом Белым также и Козьла, немедля приказал свите остановиться и подать ему
любимых соколов. Князь прямо-таки маниакально любил соколиную охоту. Олесьница
и финансы могли подождать, вроцлавский епископ мог подождать, политика могла подождать,
вся Силезия и весь мир могли подождать – и все ради того, чтобы князь мог
увидеть, как его любимый Раби вырывает перья из крякв, и убедиться, что
Серебряный выйдет победителем из воздушной схватки с цаплей.