На пологом склоне под обрывом приземлялись очередные летуны
и летуньи. Их становилось все больше, толкотня увеличивалась. К счастью,
организаторы побеспокоились о соблюдении порядка, назначенные заранее
распорядители направляли опускающихся на поляну, где в специально оборудованной
отгородке те оставляли метлы и другое летное оборудование. Там приходилось
отстоять несколько минут в очереди. Николетта крепче сжала ему руку, так как
сразу за ними в очереди оказалось тощее существо, завернутое в саван и
попахивающее могильным склепом. Перед ними же, нетерпеливо и нервно перебирая
ножками, заняли место две майки с волосами, полными сухих колосьев.
Чуть погодя толстый кобольд принял у Рейневана скамью и
вручил ему раковину беззубки с нарисованной на ней магической идеограммой и
римским числом CLXXIII.
– Сохраняй, – привычно проворчал он при
этом, – не теряй. Я не стану потом искать по всей стоянке.
Николетта снова крепко прильнула к Рейневану, сжала руки. На
сей раз по более конкретной и явной причине. Рейневан тоже это заметил.
Они неожиданно стали центром внимания, причем отнюдь не
доброжелательного. К ним злыми взглядами присматривались несколько ведьм, рядом
с которыми Формозу фон Кроссиг можно было бы считать образчиком молодости и
чудом красоты.
– Извольте глянуть, – проскрипела одна, особо
выделяющаяся уродливостью даже в столь жутком окружении. – Должно быть,
верно говорят, что флюгцальбу
[402]
теперь можно купить в любой
свидницкой аптеке! Летают кому только не лень! Рак, рыба и змея! Того и гляди к
нам начнут слетаться черницы, клариски из Стшелина! И мы должны это терпеть,
спрашиваю я? А эти кто еще такие?
– Верно! – сверкнула единственным зубом вторая
мегера. – Вы правы, дорогая госпожа Шпренгерова! Пусть скажут, кто они
такие! И кто им о слете сказал?
– Верно, верно, дорогая госпожа Крамерова! –
прохрипела третья, согнувшаяся дугой, с внушительной коллекцией волосатых
бородавок на физиономии. – Пусть скажут! Потому как это могут быть шпики!
– Захлопни хайло, старая корова, – сказала, подходя,
рыжеволосая в черном капюшоне. – Не изображай из себя фигуру! А этих двух
я знаю. Достаточно?
Их милости Крамерова и Шпренгерова собрались уже возразить и
учинить скандал, но рыжеволосая в корне пресекла дискуссию, грозно сжав кулак,
а Ягна подвела итог пренебрежительной отрыжкой, внушительной и протяжной,
исходящей, можно бы сказать, из самых недр ее естества. Поток оппонентов
разделила вереница шествующих по склону ведьм.
Кроме Ягны, рыжеволосую сопровождала девица с лисьим личиком
и нездоровой кожей, на урочище она выполняла роль оракула.
Как и тогда, у нее на светлых волосах был венок из вербены и
клевера. Как и тогда, глаза у нее блестели и были обведены темными кругами, и
она не переставая вглядывалась в Рейневана.
– Другие тоже к вам присматриваются, – сказала
рыжеволосая. – Поэтому, чтобы избежать дальнейших инцидентов, вам надобно,
как говорится, предстать перед доминой.
[403]
Тогда-то уж никто
не осмелится к вам приставать. Идемте со мной. На вершину.
– Можно ли, – откашлялся Рейневан, –
рассчитывать на то, что это безопасно?
Рыжеволосая обернулась, уставилась на него зеленым глазом.
– Немного запоздалые опасения, – процедила
она. – Осторожничать надо было, когда вы натирались мазью и усаживались на
скамью. Мне не хотелось бы, дорогой конфратр, быть излишне догадливой, но я
даже при первой встрече поняла, что ты из тех, которые вечно лезут не в свое
дело и впутываются во что непотребно. Но, как сказано, это не мое дело. А
грозит ли вам что-либо со стороны домины? Все зависит от того, что таится в
ваших сердцах. Если это злоба и предательство…
– Нет, – возразил он, как только она
замолчала. – Уверяю.
– Ну, тогда, – улыбнулась она, – тебе
опасаться нечего. Идемте.
Они миновали костры, группы стоящих вокруг чародеек и других
участников шабаша. Там что-то обсуждали, приветствовали, выпивали,
поругивались. Кружки и чарки наполнялись из котлов и кадок; струился,
перемешиваясь с дымом, приятный аромат сидра, грушевника и других конечных
продуктов алкогольной перегонки. Ягна собиралась было свернуть туда, но
рыжеволосая резко удержала ее.
На вершине Гороховой горы полыхала и гудела огнем огромная
ватра,
[404]
мириады искр огненными пчелами взметались в черное
небо. Под вершиной располагалась котловинка, оканчивающаяся террасой. Там, под
установленном на железной треноге котлом, горел костер поменьше, вокруг него
маячили мерцающие силуэты. На склоне явно ожидали аудиенции несколько особ.
Они подошли ближе, настолько близко, что за вуалью вздымающегося
над котлом пара туманные силуэты обернулись тремя женщинами, держащими
украшенные лентами метлы и золотые серпы. Около котла крутился мужчина, очень
бородатый и очень высокий. Еще более высоким он казался из-за меховой шапки с
укрепленными на ней ветвистыми оленьими рогами. И была там, за огнем и
испарениями, еще одна неподвижная темная фигура.
– Домина, – пояснила рыжеволосая, когда они заняли
место в очереди ожидающих, – вероятнее всего, не спросит вас ни о чем, она
не любопытна. Однако если спросит, то запомните: обращаться к ней следует,
именуя доминой. Помните также, что на шабаше нет имен. Разве что между
друзьями. Для всех других вы jojoza и bachelar.
[405]
Перед ними была девушка с толстой, свисающей ниже пояса
светлой косой. Хоть и очень красивая, она была калекой – хромала. Причем
настолько характерно, что Рейневан сумел определить у нее врожденный вывих
бедра. Она прошла мимо них, утирая слезы.
– Пялиться, – укоризненно бросила
рыжеволосая, – невежливо, и здесь такое не одобряют. Пошли. Домина ждет.
