– Не знаю. Так у меня как-то вырвалось.
* * *
В вигилию
[442]
святого Мартина, десятого
ноября, когда Рейневан уже совершенно выздоровел, сочли излечившимися и
освободили Исаию и Нормального. Предварительно их несколько раз отводили на
исследования. Неизвестно, кто их проводил, но кто бы это ни был, он, видимо,
решил, что непрекращающаяся мастурбация и общение исключительно при помощи
цитат из книги пророка ничего не доказывают и ничего отрицательного о
психическом состоянии не говорят. В конце концов, цитировать книгу Исаии
доводилось и папе, да и мастурбация тоже дело вполне человеческое. У Миколая
Коппирнига об этой материи было иное мнение…
– Подготавливают территорию, – угрюмо заметил
он, – для инквизитора. Убирают психов и ненормальных, чтобы инквизитору не
пришлось тратить на них времени. Оставляют одни сливки. То есть нас.
– Мне, – поддакнул Урбан Горн, – тоже так
сдается.
К разговору прислушивался Циркулос. И вскоре переселился на
другое место. Собрал в охапку солому и прошлепал, настоящий лысый пеликан, к
противоположной стене, где в отдалении свил себе новое гнездо. Стена и пол
мгновенно покрылись иероглифами и идеограммами. Преимущественно знаками
зодиака, пентаграммами и гексаграммами, не было недостатка в спиралях и
тетраксисах, повторялись исходные литеры: алеф, мем и шин. И, конечно же, было
что-то вроде древа сефирот, а также различные другие символы и знаки.
– Ну-с, что скажете, – указал движением головы
Фома Альфа, – касательно этой дьявольщины?
– Инквизитор, – вынес вердикт Бонавентура, –
возьмет его первым. Попомните мои слова.
– Сомневаюсь, – заметил Шарлей. – Я думаю,
наоборот, его даже выпустят. Если действительно освобождают придурков, то для
него лучшего определения не придумаешь.
– Полагаю, – возразил Коппирниг, – тут вы
ошибаетесь.
Рейневан был с ним согласен.
В меню абсолютное первенство держала постная селедка, вскоре
даже крыса Мартин стала есть ее с явным нежеланием. И Рейневан решился.
Циркулос не обратил на него внимания. Занятый малеванием на
стене Печати Соломона, он не заметил, когда тот подошел. Рейневан кашлянул.
Раз, потом другой. Громче. Циркулос не повернул головы.
– Не засти мне свет!
Рейневан опустился на корточки. Циркулос накорябал на
охватывающем круге симметричную надпись: AMASARAC, ASARADEL, AGLON, VACHEON и
STIMULAMATON.
– Чего тебе нужно?
– Я знаю эти сигли и заклинания. Я о них слышал.
– Даааа? – Только теперь Циркулос поднял на него
глаза. Немного помолчал. – А я слышал о провокаторах. Отойди, змейство.
Он отвернулся спиной и снова принялся корябать. Рейневан
откашлялся, набрал воздуха.
– Clavis Salomonig.
[443]
Циркулос замер. Несколько мгновений не шевелился. Потом
медленно повернул голову. И шевельнул зобом.
– Speculum salvationis,
[444] – ответил
он, но в его голосе все еще звучала подозрительность и неуверенность. –
Толедо?
– Alma Mater nostra.
[445]
– Veritas Domini?
– Manet in saeculum.
[446]
– Аминь. – Только теперь Циркулос показал в улыбке
почерневшие остатки зубов, оглянулся, проверяя, не подслушивает ли
кто-нибудь. – Аминь, юный собрат. Которая академия? Краков?
– Прага.
– А я, – Циркулос улыбнулся еще шире, –
Болонья. Потом Падуя и Монпелье. В Праге тоже бывал… Знал докторов, мэтров,
бакалавров… Мне не упустили возможность об этом напомнить. При аресте. А
инквизитор пожелает знать детали… А тебя, юный собрат? О чем будет выспрашивать
тебя спешащий к нам защитник веры католической? Кого ты знал в Праге? Попробую
угадать: Яна Пшибрама, Яна Кардинала? Петра Пайне? Якубка из Стшибора?
– Я, – Рейневан помнил предупреждение
Шарлея, – никого не знал. Я невиновен. Попал сюда случайно. По
недоразумению.
– Cedes, certes,
[447] – махнул рукой
Циркулос. – А как же иначе-то? Если постараешься убедить их в своей
невиновности, то, даст Бог, выйдешь целым. Шансы у тебя есть. Не то что у меня.
– Да вы что…
– Я знаю, что говорю, – прервал Циркулос. – Я
– рецидивист. Haereticus relapsus.
[448] Понимаешь? Пыток я не
выдержу, сам себя закопаю. Костер гарантирован. Поэтому…
Он указал рукой на начертанные на стене символы.
– Поэтому, как видишь, я комбинирую.
* * *
Прошли сутки, прежде чем Циркулос сказал, что именно он
комбинирует. Сутки, во время которых Шарлей проявил явное неудовольствие по
поводу нового Рейнмарова товарищества.
– Совершенно не понимаю, – заявил он,
поморщившись, – зачем ты тратишь время на болтовню с недоумком.
– Оставь его в покое, – неожиданно встал на
сторону Рейневана Горн. – Пусть болтает с кем хочет. Может, ему нужно
отвлечься?
Шарлей махнул рукой.
– Эй! – крикнул он вслед отходящему
Рейневану. – Не забудь. Сорок восемь!
– Что?
– Количество букв в слове «Аполлион», помноженное на
количество букв в слове «кретин»!
– Я комбинирую, – Циркулос понизил голос,
внимательно осмотрелся, – комбинирую, как отсюда выбраться.
– С помощью магии, верно? – Рейневан тоже
оглянулся.
– По – другому не получится, – бесстрастно отметил
факт старец. – В самом начале я уже пытался подкупить. Получил палкой.
Пробовал пугать. Получил снова. Пробовал прикинуться идиотом, но они на это не
клюнули. Симулировал опутанного дьяволом. Если б инквизитором по-прежнему был
старый Добенек, вроцлавский приор в Святом Войцехе, мне, может быть, и удалось
бы. Но новый, молодой, о, этот не даст себя провести. И что же остается?
