– Мы не шпионы! – взорвался Рейневан. – Нас
оскорбляют ваши подозрения! И мы вовсе не умоляем о помощи! Совсем наоборот,
это мы можем помочь вам! Хотя бы в память о моем брате, о котором здесь много
говорят, но лишь одними пустыми словами! Хотите, пожалуйста, я вам докажу, что
вы мне ближе, чем вроцлавский епископ. Что вы скажете относительно сведений о
готовящемся предательстве? Заговоре? Покушении на жизнь?! В том числе на… вашу.
Амброж прищурился.
– Мою? В том числе? В числе кого же, дозвольте
спросить?
– Я знаю. – Рейневан делал вид, будто не замечает
отчаянных жестов и мин Шарлея. – Знаю о заговоре, имеющем целью уничтожить
руководителей Табора. Умереть должны Богуслав из Швамберка, Ян Гвезда из
Вицемилиц…
Штабники Амброжа зашумели. Жрец не опускал с Рейневана глаз.
– И верно, – сказал он наконец. – Любопытные
сведения. Действительно, юный пан из Белявы, ты стоишь того, чтобы забрать тебя
в Градец.
Пока гуситская армия занималась быстрым, шустрым и
интенсивным грабежом города Радков, Бразда из Клинштейна, Велек Храстицкий и
Олдржих Галада втолковывали Рейневану, в чем суть дела.
– Ян Гнезда из Вицемилиц, гетман Табора, –
повествовал Бразда, – распрощался с этим светом в последний день октября.
А его последователь, благородный пан Богуслав из Швамберка, отдал Богу душу
меньше недели назад.
– Только не говорите, – насупил брови
Шарлей, – что оба пали от рук наемных убийц.
– Оба умерли от ран, полученных в бою. Гвезду ранили
шипом в лицо под Бладой Возьницей, в преддверии святого Луки, и умер он вскоре.
Пан Богуслав был ранен в бою за ракуский город Рец.
– Значит, это не покушения, – состроил насмешливую
мину Шарлей, – а чуть ли не естественная смерть для гуситов!
– Не вполне. Потому как, говорю, и тот, и другой умерли
спустя некоторое время после ранения. Может, и выкрутились бы. Если б им кто-то
яда не подсунул. Странное это, согласитесь, стечение обстоятельств: два крупных
таборитских вождя, последователи Жижки, умирают один за другим в течение
месяца..
– Для Табора серьезная потеря, – вставил Велек
Храстицкий, – а для врагов наших выгода столь велика, что уж и раньше были
подозрения. А сейчас, после заявления юного пана Белявы, дело должно
проясниться до конца. Полностью проясниться.
– Само собой, – кивнул Шарлей, храня
серьезность. – Настолько должно, что при необходимости нашего юного
господина Беляву поволокут на пытки. Как известно, ничто так не проясняет
подозрения, как раскаленное железо.
– Чего это вы, – усмехнулся Бразда, но как-то
малоубедительно. – Никто о таком даже и не думает.
– К тому же, пан Рейнмар, – добавил столь же
малоубедительно Олдржих Галада, – брат пана Петра! А пан Петр из Белявы
был наш. И вы ведь тоже наши…
– И как таковые, – насмешливо добавил Урбан
Горн, – они свободны, верно? Если захотят, могут уйти куда угодно? Хоть бы
сейчас? А? Пан Бразда?
– Ну… – заикнулся гетман градецкой конницы. –
Того… Нет. Не могут. У меня другой приказ. Потому как, видите ли…
– Опасно тут кругом, – откашлялся Галада. –
Мы обязаны вас… хм… строго охранять.
– Ясно. Обязаны.
Все было ясно. Амброж уже больше не интересовался ими и не
обращал на них внимания, но они пребывали под постоянным наблюдением и надзором
гуситских воинов. Казалось бы, они были совершенно свободны, никто к ним не
навязывался, совсем наоборот, относился как к камратам, больше того, их даже
вооружили и почти включили в состав легкой Браздовой конницы, насчитывающей
теперь, после соединения с главными силами, больше сотни всадников. Но они были
под надзором, и недооценивать это факт было невозможно. Шарлей вначале
скрежетал зубами и ругался втихую, но потом махнул рукой.
Оставалась проблема нападения на колектора, и о ней ни
Шарлей, ни Рейневан не собирались забывать. Или похоронить.
Хоть Тибальд Раабе ловко избегал разговора, в конце концов
его приперли к стенке. Вернее – к телеге.
– А что мне было делать? – вспылил он, когда ему
наконец дали возможность говорить. – Пан Самсон нажимал! Надо было что-то
скомбинировать! Думаете, если б не слух о деньгах, Амброж дал бы нам конников?
Ждите! Как же! Значит, надо благодарить, а не кричать на меня! Если б не моя
идея, сидели бы вы сейчас в Башне шутов и ждали инквизитора.
– Твоя ложь могла стоить нам жизни. Если б Амброж был
пожаднее…
– Если бы да кабы! Надо же! – Голиард поправил
сбитый Шарлеем набок капюшон. – Разве я не видел, в какой эстиме был у
него Петр? Было ясно, что панича Рейнмара он не тронет. Это во-первых. А
во-вторых…
– Что во-вторых?
– Я действительно думал… – Тибальд Раабе несколько
раз кашлянул. – Что уж говорить… Я был почти уверен, что именно вы
обобрали колектора на Счиборовой порубке.
– А кто его обобрал?
– Так не вы, что ли?
– Ты, братец, напрашиваешься на пинок в зад. Хорошо,
скажи, как тебе удалось сбежать от напавших?
– Как? – помрачнел голиард. – А бегом!
Ножками быстро перебирал. И не оглядывался, хоть сзади кричали: «Спасите!»
– Учись, Рейнмар.
– Учусь каждый день, – обрезал Рейнмар. – А
другие, Тибальд? Что сталось с другими? С колектором? С францисканцами? С
рыцарем фон Штетенкроном? С его… С его дочерью?
– Я же вам сказал, панич. Я не оглядывался. Не
спрашивайте больше ни о чем.
Рейневан не спрашивал.
* * *
Опустились сумерки; к великому удивлению Рейневана, армия не
остановилась. Ночным маршем гуситы дошли до деревни Ратно, ночную тьму осветили
пожары. Гарнизон ратновского замка отмахнулся от ультиматума Амброжа,
парламентариев обстреляли из арбалетов, поэтому штурм начался при свете горящих
домишек. Крепость защищалась храбро, но пала еще до рассвета. Защитники
заплатили за упрямство – их перебили всех до одного.
Марш продолжался до рассвета, а Рейневан уже сообразил, что
рейд Амброжа на клодскую землю носит характер возмездия, мести за осенний рейд
на Наход и Трутнов, за резню, которую войска вроцлавского епископа Конрада и
Путы из Частоловиц учинили под Визмбурком и в деревнях вдоль реки Метуи. После
Радкова и Ратны за Визмбурк и Метую заплатила Счинавка, принадлежащая Яну
Хаугвицу, который участвовал в епископской «круцьяте».
