– Это может скверно кончиться.
– Рейневан, – Шарлей резко обернулся, –
рассуждай же, черт побери, позитивно.
[189]
– Я именно так и делаю. Думаю – это скверно кончится.
– А, думай, что хочешь. Но сегодня, будь любезен,
замолчи, ибо они идут.
Действительно, приближался аббат в сопровождении нескольких
монахов. Аббат был невысок ростом, кругловат и пухловат, однако добродушной и
почтенной внешности противоречила мина недовольства, стиснутые губы, а также
живые и внимательные глаза, которые он быстро переводил с Шарлея на Рейневана.
И обратно.
– Ну, что скажете? – спросил он, пряча руки под
ладанку. – Что с братом Деодатом?
– Немощью, – гордо надув губы, сообщил
Шарлей, – поражен spiritus anomalis. Это что-то вроде grand mal, серьезной
болезни, описанной Авиценной, короче говоря, Tohu Wa Bohu. Следует вам знать, reverende
pater,
[190]
что все выглядит не лучшим образом. Но я
постараюсь.
– Что постараетесь?
– Изгнать из одержимого злого духа.
– Так вы думаете, – наклонил голову аббат, –
что это одержимость?
– Уверен, – голос Шарлея оставался довольно
холодным, – что это не бегунка.
[191]
Бегунка проявляется
иначе.
– Однако, – в голосе аббата все еще звучала нотка
подозрительности, – вы же не духовные лица.
– Духовные. – У Шарлея даже веко не
дрогнуло. – Я уже объяснял это брату-инфирмеру. А то, что одеваемся мы
по-светски, так это для камуфляжа. Дабы ввести дьявола в заблуждение и
захватить его врасплох.
Аббат быстро взглянул на Шарлея. «Ох, скверно,
скверно, – подумал Рейневан. – Он далеко не глуп. Это и вправду может
плохо кончиться».
– Так как же, – аббат не спускал с Шарлея
испытующего взора, – вы намерены поступить? По Авиценне? А может, следуя
рекомендациям святого Исидора Севильского, содержащимся в известном труде под
названием… Ах, забыл… Но вы, ученый экзорцист, несомненно, знаете…
– «Etymologiae». – У Шарлея и на этот раз не
дрогнуло веко. – Конечно, я использую содержащиеся в нем знания, однако
это знания элементарные. Как и «Denatura rerum» того же автора. Как «Dialogus
magnus visionem atque miraculorum» Цезаря Гайстербахского. И «De universo»
Рабана Мавра, архиепископа Майнцкого.
Взгляд аббата немного смягчился, но было видно, что
подозрения покинули его не вполне.
– Да, вы ученые, несомненно, – сказал он
язвительно. – Можете это доказать. А дальше что? Сначала попросите
накормить и напоить? И заранее заплатить?
– Об оплате и речи быть не может. – Шарлей
выпрямился так гордо, что Рейневан не мог скрыть удивления. – И речи быть
не может о деньгах, ибо я не купец и не ростовщик. Удовлетворюсь подаянием,
весьма скромным подаянием, к тому же отнюдь не вперед, а лишь по окончании
дела. Что же до еды и напитка, то напомню вам, преподобный отец, слова
Евангелия: злых духов изгоняют только молитвой и постом.
Чело аббата прояснилось, а глаза помягчали.
– Воистину, – сказал он, – вижу, что с
праведными и благочестивыми христианами имею я дело. И скажу вам: Евангелие
Евангелием, но как же так, порадовав уши, приступить к делу с пустым животом?
Приглашаю на prandium.
[192]
Скромный постный prandium, ибо
сегодня feria sexta, пятница. Бобриные плюски в соусе…
– Ведите нас, почтенный отче аббат, – громко
проглотил слюну Шарлей. – Ведите.
Рейневан вытер губы и сдержал отрыжку. Поданный с кашей
бобриный плюск, то есть хвост, тушенный в густом хреновом соусе, оказался
настоящим деликатесом. До сих пор Рейневан лишь слышал о таком блюде, знал, что
в некоторых монастырях его ели во время поста, потому что по неизвестным и теряющимся
во мраке веков причинам он считался чем-то подобным рыбе. Однако это был
достаточно редкий деликатес, не у каждого аббатства были неподалеку бобриные
гоны
[193]
и не каждый получал право на охоту. Впрочем,
колоссальное удовольствие, доставленное съеденным деликатесом, портила весьма
беспокойная мысль об ожидающей их задаче. «Но, – думал Рейневан, тщательно
протирая миску хлебом, – того, что я съел, у меня уже никто не отберет».
Шарлей, мгновенно расправившийся с довольно малой и к тому же постной порцией,
разглагольствовал, делая весьма мудрые мины.
– По вопросу дьявольской одержимости, – болтал
он, – высказывались различные авторитеты. Величайшие, которые, не
сомневаюсь, почтенным братьям также известны. Это святые отцы и доктора Церкви,
в основном Василий, Исидор Севильский, Григорий Нисский, Кирилл Иерусалимский и
Ефрем Сириец. Вам наверняка также знакомы произведения Тертулиана, Оригена и
Лактанция. Не так ли?
Некоторые из присутствовавших в трапезной бенедиктинцев
активно закивали головами, другие головы опустили.
– Однако это весьма общие источники знания, –
продолжал Шарлей, – а посему серьезный экзорцист не может только ими
одними ограничивать свой опыт.
Монахи снова закивали, при этом тщательно выскребая из
тарелок остатки каши и соуса. Шарлей выпрямился, откашлялся.
– Мне, – известил он не без гордости, –
известны: «Dialogus de energia et operatione daemonum» Михаила Пселла. Знаком
вразбивку «Exorcisandis obsessia daemonum», труд авторства папы Льва III,
воистину прекрасно это и полезно, когда наместники Петровы берутся за перо.
Читывал я «Picatrix», переведенный с арабского Альфонсом Мудрым, ученым королем
Леона и Кастилии. Знаю «Orationes contra daemonicus» и «Flagellum daemonum».
Знаю также «Книгу таинств Еноха», но здесь хвалиться нечем, это известно всем.
А вот мой ассистент, мужественный магистр Рейнмар, изучил даже сарацинские
книги, хотя осознавал риск, который несет за собой контакт с колдовством
нехристей.
Рейневан покраснел. Аббат благосклонно улыбнулся, сочтя это
проявлением скромности.
– Действительно, – возгласил он. – Вижу я,
ученые вы мужи и опытные экзорцисты. Любопытствую узнать, есть ли и бесовская
сила у вас на счету?
