— Памела Хойт была известной красавицей, самой пленительной женщиной эпохи Регентства, ее обвиняли в колдовстве и черной магии. В свое время я много читал о ней. Кстати, что может означать по-латыни слово «панис», кроме как «хлеб»?
Барбара в недоумении подняла глаза:
— Я не настолько хорошо знаю латынь. А зачем это вам?
— Просто так. Я видел интересный сон.
— Сон?
— Да. — Майлз с мрачным упорством вспоминал сновидение и приснившийся латинский текст, как это делают люди, переключающие свое внимание на пустяки, чтобы отвлечься от сильных переживаний. — Мне приснился текст на средневековой латыни. Там было, в частности, и это слово.
— Ну и что?
Почему он никак не может отделаться от этого саднящего беспокойства?
— Мне приснилось, будто я иду в библиотеку за латинским словарем. А там на грудах пыльных книг сидят Памела Хойт и Фэй Сетон и уверяют меня, что у моего дяди не было такого словаря. — Майлз засмеялся. — Забавно! Я до сих пор помню подробности. Не знаю, как бы это истолковал Зигмунд Фрейд.
— А я знаю, — сказала Барбара.
— Представляю себе ваши злобные домыслы. Станете винить меня во всех пороках, хотя это был только сон.
— Нет, — спокойно сказала Барбара. — Я ни в чем не буду вас винить.
Пока Майлз говорил, она внимательно смотрела на него; в ее блестящих глазах светились легкая печаль и явное сострадание. Она поднялась. Оба окна были открыты, и комната наполнилась свежим влажным воздухом. Майлз с облегчением подумал, что наконец-то погасили свет в витрине напротив, и эти противные рекламные зубы прекратили свое бесконечное жевание. Барбара подошла к окну.
— Бедняжка! — сказала она; он прекрасно понимал, что речь идет не о почившей в бозе Памеле Хойт. — Бедная глупышка и фантазерка…
— Почему вы называете Фэй глупышкой и фантазеркой?
— Она знала, что все эти анонимки и гнусные сплетни — дело рук Гарри Брука, и тем не менее никому ничего не говорила. Наверное, — Барбара покачала головой, — она до сих пор в него влюблена.
— После всего, что случилось?!
— Конечно.
— Не думаю.
— Все может быть. Мы… мы, женщины, странные существа. Или у нее имеется другая причина, чтобы хранить молчание, — Барбара зябко поежилась, — даже после того, как она узнала, что Гарри погиб. Не знаю. Весь вопрос в том…
— Вопрос в том, — сказал Майлз, — зачем Хэдли держит нас здесь? И что вообще происходит? — Он на секунду задумался. — Интересно, далеко ли эта больница — как она там называется, — куда ее отвезли?
— Кажется, далеко. Вы намерены туда поехать?
— Во всяком случае, Хэдли не может заставить нас тут сидеть без конца и без всякой пользы. Нам надо быть в курсе событий.
Очень скоро их ввели в курс событий. Профессор Жорж Антуан Риго (прежде чем они его увидели, они услышали его шумное дыхание на лестнице) тяжело поднялся на второй этаж, прошел по коридору и предстал перед ними в открытой двери.
Профессор Риго заметно осунулся и выглядел гораздо более озабоченным, чем в тот вечер, когда излагал свою версию о вампирах. Дождь почти перестал, и его пальто было вполне сухим. Темная фетровая шляпа съехала на затылок. Губы шевелились в такт мыслям, черные усики шевелились в такт губам. Он стоял в проеме двери, опершись на желтую палку-стилет, казавшуюся в полутьме коридора белесой.
— Мисс Морелл, мистер Хеммонд, — приветствовал он их тихо, но многозначительно. — Сейчас я вам кое-что расскажу.
Он вошел в комнату.
— Друзья мои, вы, конечно, знакомы с великим романом Дюма-отца. Вспомним, как приехал бравый мушкетер в Англию. Вспомним, что единственными словами, которые знал д’Артаньян по-английски, были «проклятие» и «черт побери». — Он потряс в воздухе своей толстой рукой. — Хотел бы я, чтобы мое знание английского ограничивалось этими безобидными и малоупотребимыми словечками.
Майлз шагнул к нему:
— Оставим д’Артаньяна в покое, профессор Риго. Как вы сюда попали?
— Мы с доктором Феллом приехали на машине из Нью-Фореста. И позвонили по телефону его другу инспектору. Потом доктор Фелл отправился в больницу, а я приехал сюда.
— Вы только что из Грейвуда? Как Марион?
— В полном порядке, — отвечал профессор Риго. — Она прелестна, весела, ест и болтает за десятерых, как вы выражаетесь.
— В таком случае… — воскликнула Барбара и поперхнулась. — Тогда вам известно, что ее испугало?
— Да, мадемуазель. Мы знаем, что ее испугало.
Живые краски медленно покидали лицо профессора Риго, и оно покрывалось бледностью от волнения, как тогда, когда он вещал о вампирах.
— Дорогой друг, — обратился он к Майлзу, словно угадывая ход мыслей Хеммонда, — я познакомил вас с некоторыми своими соображениями относительно сверхъестественных сил. Да, в данном конкретном случае меня, кажется, ввели в заблуждение чьи-то преднамеренные действия. Но я не обескуражен. Отнюдь нет! Ибо говорю вам, что единичный неподтвердившийся случай не перечеркивает теорию существования потусторонних сил, подобно тому как один фальшивый банковский билет не может опровергнуть существования Английского банка. Вы согласны со мной?..
— Согласен. Однако…
— Нет и нет! — повторил профессор Риго, упрямо встряхивая головой и стуча тростью об пол. Я не обескуражен. Не обескуражен, потому что… На самом деле все оказывается еще сложнее.
Он поднял трость над головой.
— Могу ли я, мой друг, сделать вам небольшой подарок? Преподнести вам эту бесценную реликвию? Она не доставляет мне теперь никакого удовольствия; пусть другие наслаждаются надгробьем Дугала у себя в саду или перочистками из человеческой кожи. Я человек гуманный, у меня сердце болит за людей. Могу я вам ее подарить?
— Нет-нет, уберите эту адову штуку! Бросьте ее! Нам надо знать…
— Правильно! — сказал профессор Риго и бросил палку-стилет на кровать.
— Скажите, что с Марион? — настаивал Майлз. — Можно ли ждать рецидива?
— Нет.
— Тогда скажите, кто ее испугал?.. — Майлз приободрился. — Что она увидела?
— Она увидела… — коротко ответил Риго. — Она ничего не увидела.
— Ничего?
— Вот именно.
— Но ведь она страшно испугалась, хотя на ней нет ни царапины…
— Вот именно, — поддакнул профессор Риго и шумно втянул носом воздух. — Ее испугало то, что она услышала, то, что она уловила. Короче говоря, шепот.
Шепот…
Если Майлз Хеммонд надеялся, что выбрался из царства монстров и кошмаров, то тут он понял, что жестоко ошибся. Барбара ответила ему растерянным взглядом и покачала головой.
