Дженнифер, с трудом встав на ноги и шатаясь от тряски, изумленно оглядывалась по сторонам.
– Но здесь же деревня! – воскликнула она. – Ты хотя бы представляешь, где мы?
Филип поднял поводья и хлестнул лошадь по крупу.
– В общих чертах. Это Чейни-Уок, она ведет к…
– Ройял-Хоспитал-авеню, да? Прямо к Челсийскому инвалидному дому?
– Так его станут называть через сто пятьдесят лет. Сейчас же, в соответствии с горвудовским планом Лондона тысяча семьсот девяносто пятого года, вся улица называется Пэра-дайз-роу. Внимательно следи за белыми дорожными указателями. Если мы заблудимся…
Но Дженни откинулась на спинку сиденья и оглянулась на клубы пыли за ними.
– В том-то и дело! Мы едем не так быстро, как нужно! Фил, может, хлестнуть ее? Нас в любую минуту настигнут!
– Не думаю.
– Почему? – спросила Дженни, поворачиваясь к нему.
– Кажется, я приобрел устойчивую репутацию отверженного, – отвечал Филип, улыбаясь. – Мировой судья прекрасно понимает: двух констеблей недостаточно, чтобы удержать меня.
– Они и не удержат, – с горечью согласилась Дженни-фер. – Фил, ну почему ты, когда злишься, непременно должен рисковать? Почему ты непременно должен тянуть и медлить, и лупить полковника Торнтона по голове пистолетом, когда солнце бьет тебе в глаза, а он готов застрелить тебя наповал?
– Откуда ты все знаешь? Ты ведь сидела снаружи, в двуколке!
Дженни покосилась на него из-под капора:
– Милый, неужели ты думаешь, что я каменная? Конечно, я подбежала к окну и стала смотреть. Фил, если бы я так сильно тебя не любила… – Дженнифер прикусила губу. – Да, так что ты там говорил? Нас не схватят? Почему?
– Потому что они придумают более надежный план. Дженни, ставлю пять против одного, что через минуту, может, через две нас нагонит всадник. Он будет в гражданском, и лошадь у него будет очень быстрая. Он пронесется мимо галопом, даже не глядя на нас.
Как будто снова сбывались зловещие пророчества. Дженнифер уже слышала за ними цокот копыт.
– Но кто…
– Один из подчиненных судьи. Он поскачет прямиком к мэру на Боу-стрит. И «малиновки» будут ждать нас за полчаса до того, как мы туда попадем.
– «Малиновки»?
– «Малиновки», «красногрудые»… Ищейки с Боу-стрит! Они вооружены пистолетами, и все как один – настоящие головорезы. На самом деле…
Цокот копыт делался все громче. Пыль запорошила глаза, и Дженнифер зажмурилась. Мимо двуколки галопом пронесся всадник в мундире со ржавыми пуговицами, понукавший превосходную арабскую кобылу.
– В яблочко! – пробормотал Филип. – С ним нам не тягаться.
– Фил! Мне кажется, всем известно, куда мы направляемся. Когда вы разговаривали с Хопвитом, весь дом услыхал про банк Хуксона!
– Знаю, – мрачно ответил он. – Вот почему мы и близко не подойдем к банку.
– Тогда… куда же мы едем?
– Прямиком к Шеридану, в «Друри-Лейн».
В первый раз Филип поднял хлыст и хлестнул лошадь. Кобыла затрусила вперед. Филип приподнялся и всмотрелся вправо.
– Да, это Пэрадайз-роу, – сказал он. – Там, справа, за кирпичной стеной, находится ботанический сад сэра Ханса Слоуна. Приятно сознавать, что сад по-прежнему будет там и в наше время. Кажется, следующий поворот налево. Если я не успею добраться до заставы Гайд-парка до того, как они вышлют конный патруль, мы пропали. Но вряд ли они вышлют. Дюжина «малиновок» будет охранять банк Хуксона, пока у них не онемеют шеи.
– Фил, – тихо окликнула его Дженнифер, сложив руки на коленях.
– Что?
– Ты говоришь, мы едем к мистеру Шеридану в «Друри-Лейн»?
– Да! Где можно лучше укрыться, как не в огромном театре!
– Знаю! И он мне нравится. Но, – Дженни подняла голову, – по-твоему, ему можно доверять?
– В данный момент – да. Он – типичный ирландец-идеалист. Драма такого рода его порадует. Кроме того, вчера он тайно передал мне записку, в которой нацарапал что-то вроде: «Будьте завтра с утра в «Друри-Лейн» и верьте мне. ш.» Вот и отлично! До тех пор пока он не осознал опасность, он…
– Опасность? Мистер Шеридан?
Филип еще раз хлестнул кобылу, пристроил хлыст на место и обернулся назад.
– Им меня не взять, Дженни, – сказал он. – Живым я им не дамся!
– Фил! Прекрати!
– Что прекратить?
– У тебя такое выражение лица… Как когда ты выходишь на ринг драться. Оно приводит меня в ужас!
– Если черты моего лица, мадам, так огорчают вас… Впрочем, многие боятся подойти ко мне ближе чем на шестьдесят шагов…
От его манеры выражаться Дженнифер сделалось еще хуже. Она в отчаянии заломила руки. Ну что поделаешь с таким человеком?
– Впереди белый указатель! – воскликнула она.
Потянув за левый повод, Филип развернул двуколку влево, и снова они полетели по прямой среди лугов и домов, построенных в один ряд с каждой стороны. Увидев, как огорчена Дженнифер, Филип немедленно раскаялся, принялся просить прощения. Развязав шарф, которым был повязан капор, он страстно поцеловал ее в шею. Потом снова кое-как нахлобучил на нее капор и завязал шарф так туго, что едва не задушил ее. Через секунду он уже благопристойно правил двуколкой, словно какой-нибудь молодой государственный деятель.
– Хм! – сказал он.
– Ах, Фил… какой ты!
– Я собирался сказать…
– Боюсь, мне никогда не понять тебя!
– А ты постарайся, – посоветовал он. – Меня загнали в угол. Во-первых, убийство Молли. Все считают, что я принял ее за Хлорис. Двое свидетелей, леди Олдхем и лакей по фамилии Смизерс, слышали, как я угрожал свернуть Хлорис шею. Еще один свидетель видел, как я ударил ее по лицу и сбил с ног. Правда, я разбил дверь в ее будуар, думая, что она находится там.
Дженнифер пришла в ярость:
– Тебе так не терпелось переспать с ней? Ах, Фил, не нужно врать! Я сама слышала, как ты просил ее…
Филип опустил голову и мысленно сосчитал до десяти.
– Ты, как и другие, – заявил он, – повторяешь то, что ты, по-твоему, слышала, и то, что тебе показалось. Вот в чем беда со всеми свидетелями!
– Но ты просил ее…
– Нет! Я сказал, есть определенные вопросы, которые нам с нею надо обсудить, причем в ту же ночь!
– Вот как! Неужели ты полагал, что…
– Знаю, знаю. Хлорис подумала то же, что и ты. Ты ведь хочешь быть беспристрастной? Тогда ты должна вспомнить, что я ее поправил. Я вове не собирался спать с ней, но сказал, что нам нужно кое-что обсудить.
– Но что же еще можно обсуждать с такой, как она? Всякий раз, как ты видишь ее, ты хватаешь ее и целуешь. Ты не можешь противостоять ей, по крайней мере физически. Разве я не права?
