— Подождите, доктор Фелл!
В камине снова затрещал огонь. Весь день Батлер пытался смотреть на него, не пробуждая в памяти события прошлой ночи. Но черная козлиная физиономия статуи, охваченной пламенем, то и дело мелькала перед его глазами среди поленьев. Но это было не самое худшее.
— В котором часу, вы сказали, умер Люк Парсонс? — спросил он. — Между пятью и шестью?
— Да. Приблизительно.
— Я расстался с ним в четыре!
— Да, Хэдли говорил мне. Вас ему хорошо описали. Секретарша Парсонса утверждает, что он не выходил из своего кабинета и что посетителей больше не было. Но он звонил по телефону сразу после вашего ухода, и она не запомнила номер. Часа через два — может быть, еще раньше… — Рука доктора Фелла сделала рубящее движение. — Быстрая работа, а?
— Но как вы можете быть уверены, что это дело рук секты сатанистов?
— У полиции есть улика, хотя о ней не упоминалось в прессе. — Доктор вздохнул с присвистом. — Вероятно, вы заметили, что офис Парсонса не был чисто убран и подметен. В пыли на его столе кто-то нарисовал три перевернутых креста.
— Это решает дело, — промолвил Батлер после паузы.
— Боюсь, что да. После ухода секретарши в пять любой мог незаметно проникнуть в эти офисы. Достаточно подняться на один пролет.
Батлер посмотрел на огонь и на сей раз увидел в нем не только козлиную голову, но и лицо Парсонса.
— Один убийца! — Он пнул ногой поленья. — Один и тот же убийца прикончил миссис Тейлор, Дика Реншо и Люка Парсонса!
— Убийство Парсонса, — сухо заметил доктор Фелл, — не доверили бы кому-то вроде Золотозубого или Эма. Поэтому вы понимаете, друг мой, что вам угрожает нападение с двух сторон…
Батлер поднял с кресла кожаную кобуру с револьвером, потом позвал шофера:
— Джонсон!
Когда вошел Джонсон, невозмутимый как всегда, с шоферской кепкой в руке, Батлер стоял у камина в небрежной позе аристократа XVIII века.
— Между прочим, Джонсон, — заговорил он тоном, который мог бы очаровать любого, — вы установили мишени в подвале?
— Да, сэр. У мешков с песком, чтобы они не упали.
— Слушайте, старина! — Батлер походил на старшего брата. — Сегодня четверг — выходной у вас и у миссис Пастернак. Разве я не сказал, чтобы вы оба ушли три часа назад?
Джонсон сосредоточил взгляд на кепке в руках.
— Если не возражаете, сэр, я хотел бы остаться. Я могу вам пригодиться.
— Нелли будет в ярости.
— Ничего, она может подождать.
— Не могу воспользоваться вашей любезностью, старина. Разве вы не слышали, что я сказал мистеру Хэдли по телефону?
— Ну, сэр…
— Я сказал ему, — продолжал Батлер, — что если он посмеет предоставить мне так называемую «полицейскую защиту», я с огромным удовольствием отстрелю уши первому чертову копу, которого увижу. Это мое шоу, Джонсон. Вы англичанин. Неужели вы не можете меня понять?
— Могу, и очень хорошо, сэр.
— Значит, вы обещаете, что уберетесь из дома вместе с миссис Пастернак через десять минут?
Джонсон кивнул. Подойдя к двери, он повернулся и произнес негромко, но внушительно:
— Разделайтесь с ними так и этак, сэр. Оторвите им то-то и то-то.
— Спасибо, Джонсон. Постараюсь.
Дверь закрылась. Батлер достал из кобуры «уэбли», открыл барабан так, что блеснули кончики медных патронов, и с громким щелчком закрыл его.
— Золотозубый! — буркнул он.
— Ради любви к Бахусу, — рявкнул доктор Фелл, — объясните, почему вы до сих пор испытываете такую ненависть к Золотозубому?! Из вашего вчерашнего рассказа, как я подозреваю… э-э… очищенного от нежелательных выражений, вы сбили с него спесь.
— Это было нетрудно.
— И получили то, что хотели. Тогда что не так?
«Он дважды сбил меня с ног и мог делать это, пока бы я не свалился в обморок. Из-за него я выглядел глупым, неуклюжим и беспомощным. У моих предков было хорошее правило: некоторые вещи можно уладить только с помощью стали или пули».
— Как вы можете понять, — ответил Батлер вслух, — между нами остались кое-какие счеты.
— А почему вы думаете, что он явится сюда этой ночью?
— Во-первых, из-за записок на окнах. А во-вторых, я послал ему оскорбительную телеграмму через клуб «Любовь под маской». Если он ее не получит, ему передадут сообщение. Я предупредил, чего ему следует ожидать.
— Вы имеете в виду оружие?
— Естественно! — Батлер поднял брови. — Я посоветовал захватить его. — Он усмехнулся. — На почте пришлось объяснять, что это шутка. Но они поверили.
Учитывая цвет лица доктора Фелла, побледнеть он не мог. Не вынимая сигару изо рта, он выпустил струю дыма и заговорил сравнительно мягким тоном:
— Вдобавок к возможной перестрелке с Золотозубым на Кливленд-Роу, у вас в перспективе атака куда более изощренного лидера секты с неизвестного направления. Приятель, вы не понимаете!..
— Не понимаю, — согласился Батлер. — Но рассчитываю понять, благодаря вашему обещанию.
— Обещанию?
— Вчера вечером я продемонстрировал вам единственно возможный способ, которым мог быть убит Дик Батлер — если исключить из подозреваемых Люсию, что я делаю. Я доказал, что виновной может быть только Китти Оуэн. Я объяснил, как она заменила графин в спальне Реншо другим графином с отравленной водой, который она принесла в вязальной корзине. В ответ вы только произносили бессмысленные фразы. Но вы поклялись объяснить все завтра утром. Время пришло.
— Да, — вздохнул доктор Фелл. — Полагаю, мне лучше объяснить.
Батлер опустился в кресло, свесив руки за подлокотники и держа рукоятку «уэбли».
— Давайте начнем с самой сути, — предложил он. — Как я сказал, мы имеем дело с тремя убийствами и одним убийцей.
Доктор Фелл нахмурился:
— В каком-то смысле да.
— В каком-то смысле?
— Одно из упомянутых убийств… — Доктор не окончил фразу. — Возникает вопрос о слугах. В этом деле фигурируют две горничных с абсолютно непохожими характерами. Одна из них — Алиса Гриффитс, служанка миссис Тейлор, обычная домработница средних лет. Теперь я знаю, что Алиса Гриффитс говорила правду, как и знаю, что Джойс Эллис невиновна. Но вторая — Китти Оуэн, горничная миссис Реншо, отнюдь не обычная прислуга и не говорит правду. Следовательно, она не должна быть ниже подозрений.
— Одно из многих ваших свойств, которые мне нравятся, — с интересом заметил Батлер, — это поразительная ясность вашей речи. Эддисона
[41]
нет и в помине. Маколи
[42]
безнадежно отстал. Анатоль Франс изнемогает от зависти. Черт возьми, неужели вы не можете излагать обычные вещи обычным способом?
