Послышался щелчок, и над кроватью зажглось бра – сержант Престон уже не мог писать в темноте. «Никто, кроме Рейберна, – подумал Кент, – не решился бы изливать душу для записи». Сейчас рассказчик, засунув руки в карманы, оглядывал их с мрачным спокойствием и дерзостью. Настенные бра из-за матовых абажуров проливали мягкий театральный свет на эту театральную комнату, где Рейберн ставил спектакль.
– Вот именно, – самодовольно сказал Рейберн, кивая им. – Хитрая лиса! Тогда я понял. Я почувствовал. Хотя и представить не мог, что это была за игра. Я смог бы разобраться тогда, потому что вдруг это начало задевать меня. Но… вдруг мы услышали стук в дверь.
Хэдли встрепенулся:
– Стук в дверь? В какую именно?
– По-моему, вы называете ее главной дверью – та, на которой потом появилась эта ужасная табличка.
– Во сколько это было? Вы помните?
– Да. До полуночи оставалось каких-то несколько секунд. Я знаю это. Я посмотрел на часы, когда Дженни пожелала мне спокойной ночи.
– То есть вы находились в комнате, когда услышали этот стук?
– Конечно, в комнате, – начал Рейберн резко, но вдруг осекся, и впервые у него забегали глаза. – Ой! Постойте! Вы же не хотите сказать, что это был… Мне никто не говорил…
– Продолжайте. Что случилось, когда вы услышали стук?
– Дженни шепотом велела мне уйти. Чтобы меня не застали с ней. Поэтому я выскользнул через боковую дверь с «залогом» в кармане. Кажется, Дженни заперла за мной дверь на задвижку. Я быстро пересек коридор и вошел к себе в номер. Тоже через боковой вход.
– Сколько было времени?
– О, уже двенадцать. Вся эта перебежка заняла не больше десяти секунд. Признаюсь, я был в некотором замешательстве и даже расстроен. Но я начал все понимать. На случай, если забуду, я позвонил портье (во всяком случае, меня с ним связали) и попросил разбудить меня утром, без четверти семь. И поскольку у меня в голове все еще стоял этот романтический туман, я поинтересовался, где можно в это время позавтракать и что можно посмотреть в городе в столь ранний час. Большинство людей впадают в телячью любовь, когда им только-только минет двадцать лет. Я же дождался тридцати, пока меня настиг этот идиотский припадок. Мне представлялось, как мы едем в автобусе, а вокруг лежит снег. Так или иначе, я задал портье несколько вопросов. Да-да, предвидя ваш вопрос, скажу: это заняло минуты три-четыре.
Кент мысленно сопоставлял показания. История Рейберна точно совпадала и с установленными фактами, и с фактами, которые можно проверить. Согласно записям Хардвика, Рейберн разговаривал по телефону с двенадцати до трех минут первого. Если раньше и вызывало удивление, почему в такой поздний час состоялся столь долгий телефонный разговор, теперь было получено убедительное и правдоподобное объяснение. Рейберн говорил серьезно. Трудно было ему не поверить. Вопрос заключался в том, насколько его показания совпадают с показаниями Дэна. Дэн видел то самое привидение – служащего с кипой полотенец, стоявшего перед номером Дженни, – ровно в две минуты первого. Если принять за правду показания Дэна – а их никто не подвергал сомнению, – значит, Рейберн не мог быть этим неуловимым типом в униформе.
Но имелся еще один вопрос. Кто-то – наверняка человек в униформе – постучал в главную дверь за несколько секунд до двенадцати. Неужели он оставался в коридоре целых две минуты после того, как постучал? И не входил в комнату, то есть его не впустили? А собственно, почему нет? Во всяком случае, так казалось Кенту, который с интересом наблюдал за Хэдли и доктором Феллом.
Хэдли заглянул в свой блокнот.
– Вы видели человека, который стучался в дверь?
– Нет, – резко ответил Рейберн. – Больше никакой добровольной информации. Я отвечу на ваши вопросы, но больше не буду болтать. Благодарю.
– А вы уверены, что ваши часы показывали точное время?
– Да, они идут хорошо, и я как раз поставил их вечером по настенным часам в коридоре.
«Те же самые часы, – пронеслось в голове Кента, – на которые смотрел Дэн. Ну и что?»
– Прошу вас, продолжайте, – сказал Хэдли. – Итак, в полночь вы ушли из этой комнаты с браслетом миссис Кент…
– И я не спал. Не мог уснуть. Мне не потребовалось звонка портье. Задолго до семи я уже бодрствовал. Я оделся, чувствуя себя совершенно разбитым. В семь часов я вышел и постучал в номер Дженни. Она не отвечала. Даже когда я постучал сильнее. Это меня здорово разозлило. Я подумал, раз она спит на кровати, значит, находится ближе к главной двери и услышит, если я постучу в нее. Я обогнул угол коридора и подошел к этой двери. На ней висела табличка «Просьба не беспокоить». За этим последовала история нарушения мною гражданского долга. Я посмотрел на табличку и увидел нацарапанные поперек нее слова «Мертвая женщина». Я приподнял табличку, чтобы получше ее рассмотреть. И тогда увидел, что ключ так и торчит в скважине.
Доктор Фелл надул щеки. До этого он сквозь прикрытые веки смотрел в окно, теперь же неуклюже подался вперед.
– Ключ, – сказал он, – торчал снаружи двери. Прошу обратить на это внимание, Хэдли. Накануне вечером он был у нее в сумочке. Итак?
– Я отпер им дверь, – послушно ответил Рейберн, – и вынул ключ из замка. Наверное, машинально. Я осторожно заглянул в комнату и увидел ее.
– Значит, изнутри дверь не была закрыта на задвижку?
– Нет, конечно, иначе я не смог бы туда попасть. В комнате стоял тяжелый, спертый запах, и я подумал: «Неужели эта идиотка не открыла на ночь окна?» Затем я ее увидел. Она лежала на полу, а ее голова находилась внутри сундука. Я подошел поближе и коснулся ее. Тело было холодным. Я не стал больше прикасаться к нему.
А сейчас мы переходим к самой трудной части истории. Я вышел из комнаты через ту же дверь, что и вошел, держа ключ в руке, и остановился в коридоре. Естественно, первым моим порывом было поднять тревогу, разбудить Дэна или еще кого-нибудь. Но должен признаться – я испугался. Моя проблема в том, что я всегда хочу знать, что происходит, и не стану действовать; пока этого не узнаю. Поэтому, никому ничего не сказав, я вернулся к себе и стал размышлять. Было примерно пять минут восьмого, В четверть восьмого я услышал, что появилась горничная. Я слышал, как она звенит ключами. А я все еще ломал себе голову. Кто-то убил Дженни. Я знал, что вчера ночью происходило что-то странное, но я не ожидал найти мертвое тело. Я последним был с ней и… Ну, вы понимаете. Что меня больше всего мучило и сейчас еще терзает – то, как она была убита. «Почему я не задержался у нее в комнате, чтобы понять это?» – ругал я себя. С ее лицом что-то сделали. Я не мог сказать ничего более определенного, потому что было еще темно. Я чувствовал, что должен все узнать, но мне не хватало духу вернуться в ее комнату.
Время приближалось к восьми, когда я вспомнил кое-что, что окончательно меня испугало. У меня был браслет Дженни. Это запоминающаяся вещь, наверняка стоит кучу денег. Его непременно хватятся, и если обнаружат у меня…
