– Слушай, – сказала она. – Ты ведь у нас из этих, из образованных?
– Если хочешь, можешь и так называть.
– А деньги у тебя есть?
– Вроде бы есть. Дела идут неплохо.
– И ты в нее влюблен? – Голос Тилли сделался едва слышным, шелестящим; она показала рукой в сторону двери. – В самом деле влюбился по уши? Без дураков?
– По уши и без дураков.
– По-моему, ты не прикидываешься, – заявила Тилли, продолжая разглядывать его. – Боже, как я ненавижу врунов и обманщиков! – В ее голосе звучала истинная страсть. – По-моему, у тебя все хорошо. И вот что я тебе скажу. Без сомнения, девочка тоже в тебя влюблена.
Свет почти погас; выразительная гримаса на лице Тилли была почти неразличима. Очевидно заметив его недоверчивость, которая ввергла Картрайта в ступор, Тилли подняла руку, как будто приносила присягу, и в заключение перекрестилась.
– Но…
– Ш-ш-ш! – предостерегла его Тилли.
– Да, но…
– Уж кому и знать, как не мне! – почти прошипела Тилли. – Живу я в одном доме с ней, верно? Ее комната рядом с моей, так? Я вижусь с ней весь день и полночи, так?
– Да, но…
– Ш-ш-ш!
Заговорщица из Тилли была бы никудышная. Она прижала палец к губам и показала на дверь. За дверью и правда воцарилась подозрительная тишина; как будто кто-то их подслушивал. Поэтому Тилли продолжала громко, весело и беззаботно:
– Ты не собираешься опустить шторы? Позор тебе, Билл! Ну-ка, будь умницей и опусти светомаскировку. Что подумают инспекторы ПВО?
Он послушно подошел к ближнему, открытому, окну. В тот момент его меньше всего заботило недовольство дежурных из ПВО.
Низкий берег озера располагался всего метрах в шести от окон. В сумерках озеро переливалось молочно-белым светом, контрастируя с силуэтами облетевших деревьев. Последние отблески солнечного света коснулись дальнего края озера и высветили две мужские фигуры, стоявшие на ближнем берегу. Они тихо разговаривали.
Один был низенький толстяк с сигарой, второй – высокий молодой человек в очках, с подчеркнуто аристократическим выговором.
– Слушайте-ка, – говорил толстяк, – я насчет той последней массовой сцены в конце битвы при Ватерлоо…
– Да, мистер Ааронсон?
– Эпизод, – уточнил толстяк, – где герцог Веллингтон умирает в миг победы…
– Но герцог Веллингтон не умирает в миг победы, мистер Ааронсон!
– Не умирает?
– Нет, мистер Ааронсон. Битва при Ватерлоо состоялась в 1815 году. Герцог же Веллингтон умер только в 1852-м.
Наступило продолжительное молчание; толстяк потирал лоб.
– А, ей-богу, вы правы. Абсолютно, совершенно правы! Теперь и я припоминаю. Я перепутал его с другим парнем. Ну, вы знаете. С тем, в треуголке, что любил скакать не на фланге, а впереди.
– Вы имеете в виду лорда Нельсона, мистер Ааронсон?
– Точно. Нельсона. Ведь он-то умер в миг победы, да?
– Да, мистер Ааронсон.
– Так я и думал. В таком случае придется снимать другую картину.
– Да, мистер Ааронсон.
– Но я изобрел кое-что получше. Держитесь, старина! Вот, слушайте-ка. Он не умирает. Но все думают – понимаете, думают! – что он сейчас отбросит коньки, понимаете? Он лежит на раскладушке, а зрители уверены, что он сейчас возьмет и сыграет в ящик. А потом (вот в чем будет вся соль, понимаете?) американский врач спасает ему жизнь.
– Но, мистер Ааронсон…
– Я все время думаю о нашей картине. Слишком она английская, вот в чем с ней трудность. А нам нужно иметь в виду и среднего американского зрителя из типичных городков, таких как Ошкош и Пеория.
– Правильно ли я вас понял, мистер Ааронсон? Вы хотите, чтобы жизнь герцогу Веллингтону спас американский врач родом из Ошкоша или Пеории?
– Нет, нет, нет! Вы совсем меня не поняли. Вот как все будет. Герцогиня Ричмондская…
Хотя Уильям Картрайт обычно получал удовольствие от подобных разговоров, на сей раз он не обратил внимания на беседу мистера Ааронсона и очкастого молодого человека. Глубоко затянувшись из трубки в форме черепа, он закрыл окно. Опустил светомаскировочный занавес из тонкого черного сатина. Дополнительно требовалось задернуть обычные, плотные шторы, что Картрайт и сделал. Так же он поступил и со вторым окном. Потом вернулся к своему письменному столу и включил свет.
Тилли предстала перед ним во всей своей красе: коренастая, пухленькая красотка с волосами, явно обесцвеченными перекисью. Несмотря на то что Картрайт подметил в ее глазах нечто неопределенное – беспокойство или волнение, – ему показалось, огромный груз свалился с плеч его коллеги.
– Да не стой ты, как каменный, Билл! – заявила Тилли, глубоко затянувшись. – Неужели ты ни о чем не догадывался? Факты говорят сами за себя!
– Факты, – возразил Картрайт, – в которых я не убежден. Откуда ты знаешь? Она тебе что-нибудь говорила?
– Ш-ш-ш! Нет! Она бы меня убила, узнай она, что я признаюсь тебе в ее чувствах. Но поверь мне, она в тебя влюблена! То есть… если не считать тех моментов, когда она получает письма из дому. Тогда она пытается убедить себя в том, что ненавидит тебя до глубины души.
– Почему? Ее родственники настроены против меня?
– Нет. В том-то и закавыка: они на твоей стороне. Ты ведь с ними знаком, да?
Картрайт удивленно посмотрел на свою собеседницу:
– Насколько мне известно, я в глаза не видел ни одного ее родственника.
– Должно быть, вы встречались где-нибудь в гостях. Ее папаша – священник; уж он бы не стал лгать, верно? – Тилли вздохнула и нахмурилась. – Как бы там ни было, желаю тебе счастья. Моника – славная девочка. Я таких называю «новенькая»: сладкий голосок, большие глаза и трогательная нерешительность во всем. Будь я мужчиной, я бы в нее влюбилась.
Картрайт сел, зажав трубку между зубами. Он поставил локти на стол и взъерошил волосы на висках. Собственно говоря (в философическом смысле слова), он был просто смущен; в подобных случаях практичные тетушки настоятельно рекомендуют крепкий мясной бульон. В другое время он бы сам изумился своей откровенности.
– Ах, Тилли! Как странно устроен мир!
– Это уж точно. Но что же ты намерен делать?
– Делать?
– Да, Билл Картрайт! Вот как тебе нужно поступить. Воспользуйся моей подсказкой. Иди прямо к ней и обними ее.
– Вот так, да?
– Конечно. Поведи себя как первобытный человек. – Тилли вдруг посерьезнела и широко распахнула глаза. – Но предупреждаю тебя, милый. Первым делом тебе придется сделать следующее: избавься от своих зарослей.
– Каких еще зарослей?
