— Я царапну твоего коня. — Черепоглавый словно читал в
мыслях Рейневана. — Только царапну болтом. Конь дернется и свалит тебя с
мостика. Найдя твой труп с переломанными костями на дне яра, твои хозяева из
инквизиции решат, что это несчастный случай. Просто спишут тебя в потери и
забудут.
— Я не служу инквизиции.
— Мне все едино, кому ты служишь. Я провокатора носом чую.
Твоя вонь аж сюда долетает.
— У меня не менее чувствительный нос. — Рейневан, хоть и
окаменел от страха, прикидывался храбрецом. — А воняет здесь предателем,
разбойником и контрабандистом и к тому же обычным грабителем. Хватит болтать.
Стреляй, убей меня, продажный мерзавец. Ох, радует меня мысль о том, что
сделает с тобой Неплах, когда доберется до тебя.
— Ты трясешься от страха, шпик, — сказал блондин. — Каждый
шпик — трус.
Рейневан отпустил трензель, достал стилет.
— Зайди на мосток, отважный, когда вы втроем. Здесь места
аккурат для двух. Ну давай. А может, ты свой испанский нож носишь только для
того, чтобы спящих закалывать?
Черепоглавый опустил арбалет, сухо рассмеялся. Смуглый
подмастерье подхватил, спустя мгновение захохотал и блондин.
— Ну, вылитый брат, — сказал он.
— Вылитый брат, — повторил черепоглавый. — Подойди к нам,
Рейнмар из Белявы, брат Петра из Белявы. Хотим пожать тебе руку, Рейневан, брат
нашего друга, незабвенного Петерлина.
Рейневан стянул храпящего коня с мостика. Выражение лица у
него было воинственное, а дрожь колен он кое-как унял. Черепоглавый пожал ему
руку, хлопнул по плечу. Вблизи можно было видеть его невероятную худобу,
прямо-таки живой труп.
— Извини нам излишнюю осторожность, — сказал он. — Нас
научила этому жизнь. И благодаря этой науке мы живы. Как ты верно догадался, —
продолжал он, — мы Фогельзанг. Мы не предали, нас не перевербовали, мы не поменяли
сторону. Не растратили доверенные нам средства. Мы готовы действовать. Мы
верим, что ты прибыл от Прокопа и Неплаха. Мы верим, что ты представляешь их,
уполномочен ими. Что должен по их приказу направить нас, ибо время пришло.
Управляй, Рейневан. Мы верим тебе. Меня зовут Дроссельбарт
[194].
— Бисклаврет
[195], — подавая руку,
представился блондин.
— Жехорс
[196]. — Рука смуглого подмастерья
была твердой и шершавой, как неоструганная доска.
— Благодарю за коня в Тепловодах.
— Не за что, — глаза у Жехорса были еще тверже, чем ладони.
— Нас интересовало, куда ты на том коне поедешь.
— Вы ехали следом?
— Хотели знать, куда поедешь, — как эхо повторил блондин
Бисклаврет. — У кого будешь искать помощи.
— Те монахи...
— Свидницкие доминиканцы — шпионы инквизиции. Они видели
Жехорса, мы не хотели рисковать. Тем более что в корчме были еще двое,
относительно которых у нас возникли подозрения. Поэтому...
— Поэтому мы сделали то, что надо, — спокойно докончил
Жехорс. — И ехали следом за тобой. Некоторые из нас считали, что ты помчишься
прямо в Свидницу, спрятаться под инквизиторским крылышком... Ольбрам...
— Кстати, — проговорил Рейневан, когда блондин замолчал, — а
где он, господин Ольбрам? Мой неполучившийся убийца?
Бисклаврет долго молчал. Жехорс тихо кашлянул. На губах
Дроссельбарта появилась странная гримаса.
— Мы разошлись во мнениях, — сказал наконец худой. —
Относительно тебя, твоей особы. Относительно того, что следует делать. Мы не
смогли договориться с ним, поэтому...
— Поэтому он уехал, — быстро вставил Жехорс. — Теперь нас
трое. Давайте не будем здесь стоять, ночь наступает. Едем в Гдземеж.
— В Гдземеж?
— Мы проверили Гдземеж и твой постоялый двор «Под
колокольчиком», — сказал Дроссельбарт. — Вполне приличное и безопасное место.
Мы хотим туда перебраться. Имеешь что-нибудь против?
— Нет.
— Тогда по коням — и в путь.
Опустилась ночь — не совсем темная, светила луна, искрился и
блестел снег.
— Долго вы мне не доверяли, — проговорил Рейневан, когда они
выехали из леса на тракт. — Чуть не убили. Я брат Петерлина, и однако...
— Настало время, — прервал Дроссельбарт, — когда брат
предает брата и оказывается для него Каином. Настало время, когда сын предает
отца, мать — сына, жена — мужа. Подданный предает короля, солдат — командира, а
священник — Бога. Мы подозревали тебя, Рейнмар. Были причины.
— Это какие же?
— Во Франкенштайне ты сидел в тюрьме инквизиции, —
проговорил едущий с другого бока Жехорс. — Инквизитор Гейнче мог тебя
завербовать. Принудить к сотрудничеству шантажом либо угрозой. Либо просто
перекупить.
— Именно, — серьезно подтвердил Дроссельбарт, поправляя
капюшон. — В этом дело. И не только в этом.
— В чем еще?
— Неплах, — фыркнул сзади Бисклаврет, — отправил тебя в
Силезию в качестве приманки. Он — рыбак, мы — рыбы, а ты — червяк на крючке.
Нам не хотелось верить, что ты до такой степени наивен, чтобы не разобраться
что к чему. Не увидеть укрытой цели, двойной игры. Мы не знали, какова эта цель
и что это за игра. А имели право предполагать самое худшее. Согласись.
— Имели, — неохотно согласился он.
Они ехали. Светила луна. Подковы цокали по замерзшей земле.
— Дроссельбарт?
— Да, Рейнмар?
— Вас было четверо. Теперь трое. А вначале? Вас не было
больше?
— Было. Но... смылись.
Дроссельбарт, Бисклаврет и Жехорс устроились «Под
колокольчиком» с беззаботной свободой бывалых светских людей, какую до того
Рейневан знал и видел только у Шарлея. У корчмаря вначале была растерянная мина
и бегающие глаза, но его успокоил врученный Дроссельбартом солидный и набитый
до металлической твердости кошелек. И заверения Рейневана, что все нормально и
в порядке.
Реакция и мина корчмаря — это было сущей ерундой по
сравнению с реакцией и миной Тибальда Раабе, явившегося в Гдземеж назавтра.
Голиард буквально остолбенел. Конечно, он сразу же узнал Бисклаврета и знал, с
кем имеет дело. Однако долго не мог остыть и отделаться от недоверия, для этого
потребовался долгий мужской разговор, под конец, которого Тибальд Раабе
вздохнул. И передал привезенное сообщение.
В любой момент, заявил он, в Гдземеж приедет эмиссар,
посланник Прокопа и Неплаха.
