— Если, — Жехорс глянул на все еще молчащего Рейневана, — до
них уже дошло известие...
— Не дошло, — обрезал Шарлей. — Не могло. Не паникуй.
— Не буду, потому что не привык, — осек его Жехорс. — А
теперь прощайте. Я в город не пойду, вам нужен будет связник вне стен.
Бисклаврет? Сигналы те же, что всегда?
— Ясно. До встречи.
Жехорс подогнал коня, растворился в толпе, исчез. Остальные
в черепашьем темпе двигались в сторону каменного моста. Рейневан молчал. Шарлей
подъехал ближе, тронул стременем.
— То, что ты сделал, то сделал, — сухо бросил он. — Это не
отстанет. Несколько ночей вместо того, чтобы спать, будешь пялиться в потолок и
корить себя. Но сейчас возьми себя в руки.
Рейневан откашлялся, взглянул на Самсона. Самсон глаз не
отвел. Кивнул, соглашаясь с Шарлеем.
Не улыбнувшись.
На предмостье стоял отряд алебардистов и группа монахов в черных
рясах с черными поясами — видимо, августинцы.
— Внимание! — покрикивали десятники. — Внимание, люди! Город
готовится к обороне, поэтому на мост ход только тем, кто владеет оружием и к
бою способен! Только тем, кто оружием владеет! Кто не владеет, а работать
способен, идут монастырь разрушать и частокол ставить. Их семьи могут остаться
в Клодзке. Остальные идут дальше, в пригород Рыбаки, там братья-францисканцы
варят и выдают пищу, лечат больных. Оттуда, когда передохнете, уходите на
север, к Барду. Повторяю. Клодзк готовится к обороне, вход только тем, кто
владеет оружием! Эти немедленно направятся на рынок, в распоряжение цеховых
мастеров…
Толпа шумела и возмущалась, но алебардисты держались
решительно. Толпа тут же разделилась — одни свернули на мост, остальные — из
них часть ругаясь на чем свет стоит — ехали дальше по Вроцлавскому тракту,
идущему между берегом Нисы и халупами пригорода.
Сделалось немного свободнее.
— Внимание! Город будет защищаться! Вход только для тех, кто
владеет оружием!
На предмостье началась толкотня. Кто-то с кем-то препирался,
были слышны возмущенные голоса. Рейневан поднялся на стременах. Три священника
в дорожных одеждах ругались с сотником с сине-белым кругом на тунике. К
спорящим подошел высокий августинец с орлиным носом и кустистыми бровями.
— Ваше преподобие отец Фесслер? — узнал он. — Из прихода в
Вальтерсдорфе? Что вас привело в Клодзк?
— Забавная шутка, воистину, — ответил священник,
преувеличенно морща лоб. — Словно не знаете, что приводит. Давайте не будем
дискутировать у хамов на глазах. Убери солдат, брат! Загораживать можете
бродягам, а не мне. Я целую ночь в пути, мне необходимо перед дальней дорогой
передохнуть.
— И куда ж это, — медленно спросил августинец, — ведет
дальняя дорога, если можно спросить?
— Не прикидывайся дурнем, — не успокаивался священник. — На
нас идут дьявольские гуситы огромной силой, жгут, грабят, убивают. Мне жизнь
дорога. Я еду во Вроцлав, может, они туда не дойдут. Вам советую сделать то же
самое.
— За совет благодарю, — наклонил голову августинец. — Но
меня здесь, в Клодзке, обязанности держат. Мы с господином Путой будем город
оборонять. И обороним с Божьей помощью.
— Может, обороните, может, нет, — обрезал Фесслер. — Это
ваше дело. Уйди с дороги.
— Защитим Клодзк, — монах и не думал уступать, — с Божьей
помощью и добрых людей. Любая помощь пригодится. И твоей не побрезгуем,
Фесслер. Ты своих прихожан в беде бросил. Имеешь возможность вину искупить.
— Что ты мне виной в глаза тычешь? — разорался священник. —
И искуплением? Прочь с дороги! И думай, что говоришь! Ты в моем лице
оскорбляешь Церковь! Тебе-то какое дело, голытьба нищая? Что я ухожу? Да,
ухожу, ибо это моя обязанность — спасать себя, свою особу и Церковь!
Надвигаются еретики, священников убивают, я в своем лице Церковь спасаю! Ибо
Церковь — это я!
— Нет, — спокойно возразил августинец. — Не ты. Церковь —
это верующие и верные. Твои прихожане, которых ты бросил в Вальтерсдорфе, хоть
обязан был им помочь и быть опорой. Это эти вот люди, которые готовятся к
обороне, а не к бегству. Так что брось мешок, преподобный, бери кирку и
отправляйся работать. И помалкивай, Фесслер, помалкивай. Я человек послушный,
но здесь находится господин сотник. Он, прости его Господи, не грешит ни
покорностью, ни излишним терпением. Он может приказать тебя на работу батогами
гнать. А может и повесить приказать. Господин Пута наделил его широкими
полномочиями.
Фесслер раскрыл было рот, готовясь возразить, но мина
сотника заставила его быстро закрыть. Отчаявшись, он принял врученную ему
кирку. Его спутники взяли лопаты. Лица у всех были истинно мученическими.
— В работе счастье Божие! — крикнул им вслед монах. — И не
советую лениться и лодырничать! Сотник смотрит!
— Ох, — буркнул себе под нос Бисклаврет. — Ох, легко-то у
нас здесь не пройдет. Эй, люди! Кто он, этот монах? Кто-нибудь его знает?
— Это Генрик Фогсдорф, — подсказал им один из возниц,
управляющий телегой, наполненной каменными шарами для бомбард. — Августинский
приор. Пользуется уважением в народе.
— Оно и видно.
Со стороны Рыбаков приближался на рысях конный отряд,
направляющийся в сторону Нижних Мостовых ворот. Алебардисты немедленно
остановили колонну беженцев. Отряд приблизился, было видно, что он состоит из
одних вельмож. Сопровождавший их от моста на Нисе возница, везущий снаряды для
бомбард, оказался человеком хорошо информированным и разговорчивым.
— Тот, что впереди, наш староста, его милость господин Пута
из Частоловиц, — сообщил он, впрочем, без нужды. Господина Путу знали все,
повсеместно знаком был также его герб, диагональные голубые полосы на
серебряном поле. Рейневан обменялся взглядами с Бисклавретом — присутствие Путы
в Клодзке означало, что Прокоп ушел от Нисы.
— Рядом со старостой, — показывал возница, — едет господин
подстароста Гануш Ченебис. За ними господин Николай Мошен, командир наемных
войск, и знатный господин Вольфрам фон Панневиц. Дальше — Ян фон Мальтвиц,
хозяин Экерсдорфа. Господа из городского совета: Четтерванг, Греммель, Лишке...
Свита господина Путы с грохотом въехала в Нижние ворота,
эхом прогремел под сводом ворот звон копыт. Когда конники проехали мост через
Млыновку и скрылись в Верхних воротах, алебардники освободили дорогу, беженцы
двинулись. Бисклаврет резко крякнул, ногой тронул стремя Рейневана. В этом не
было нужды. Рейневан уже заметил. Заметили все. Какая-то женщина глухо крикнула
у них за спинами.
