Следует признать, что со дня на день дух уничтожения
становился все более и более творческим.
— Не ворчи, не ворчи, — морщился Бисклаврет, видя мину
Рейневана. — Придет день, мы получим от Флютека приказ, тогда пойдем вместе,
втроем всаживать нож в брюхо тому Грелленорту, который убил твоего брата. Либо
князю Яну Зембицкому. А то и самому вроцлавскому епископу. Что, тогда ты тоже будешь
брюзжать, нести вздор об этике и чести?
Рейневан не отвечал.
В ночь с седьмого на восьмое ноября на условленное место у
покаянного креста на краю дубравы у перевала Томпадла, разделяющего массивы
Слёнзы и Радуни, прибыли на встречу те, кому следовало. Те «разбуженные»
агенты, которых Фогельзанг счел самыми верными и нужными для выполнения
специального задания. Конечно, были соблюдены необходимые предосторожности —
присутствия шпиона среди конспираторов все еще нельзя было исключить. На
перевале Томпадла прибывающих ждал только один представитель Фогельзанга —
выбор пал на Жехорса. Если бы все прошло без неожиданностей, Жехорс должен был
провести собранную группу на восток, к пастушеским шалашам, где их ожидал
Рейневан. Если и здесь не было засады, то группа двигалась на восток до гряды
Бенковицы, где ожидал Бисклаврет. Который вытянул самую короткую соломинку.
Но все прошло гладко, и всего за одну ночь количественный
состав Фогельзанга вырос до девяти человек. Очень разных — счетовода из
Вроцлава, лавочника из Проховиц, столяра из Тшебницы, подмастерья каменотеса из
Среды, учителя из Контов, управляющего грангией монастыря в Любенже,
оруженосца, некогда служившего Бользам из Зайскенберга, бывшего монаха из
Емельницы, в данный момент продающего индульгенции, а до того — как-никак
повышение — приходского в Сердце Иерусалимском из Погожели.
Передвигаясь ночами — группа была уже достаточно
многочисленной, чтобы, не вызывая подозрений, ездить днем, — добрались до
Рыхбаха, оттуда до Ламперсдорфа и Совиных Гор, на Юговский перевал. Здесь, на
поляне в лесах под селом Югов, от которого получил название перевал, они
встретились с группой, прибывшей из Чехии. Группа состояла из четырнадцати
специалистов. Нетрудно было угадать, специалистов какого дела. Впрочем, Рейневану
не нужно было угадывать. Двоих он знал, видывал под Белой Горой. Они обучались
в отделе убийств.
Привел группу знакомый.
— Урбан Горн, — сказал Лукаш Божичко. — Группу из Чехии
привел Урбан Горн. Собственной персоной.
Гжегош Гейнче, inquisitor а Sede Apostolica specialiter
deputatus во вроцлавской диоцезии, кивнул головой в знак того, что догадывался.
И отнюдь не удивлен. Лукаш Божичко откашлялся, решив, что можно продолжать
доклад.
— Речь, естественно, шла о Клодзке. Наш человек был
свидетелем разговора Горна с Рейнмаром из Белявы и теми двумя из Фогельзанга,
Жехорсом и Бисклавретом. Клодзк, сказал им Горн, это ворота и ключ к Силезии. И
добавил, что господин Пута из Частоловиц начинает становиться неудобным
символом, опасным для нас... То есть для них... Для гуситов, значит... И что на
этот раз Клодзк должен пасть.
— Это, —- поднял голову инквизитор, — точные слова нашего
человека?
— Один к одному, — сказал дьякон. — Эти слова передал наш
человек нашему агенту в Клодзке. А тот — мне.
— Продолжай.
— Тот, из Фогельзанга, Бисклаврет, сказал, что их знакомый
Трутвайн выжил и действует снова. Что накапливает масло, смолу и другие
ингредиенции. Что на этот раз ни в чем не будет недостатка, и они разожгут в
Клодзке такой костер, что... это его собственные слова... у господина Путы в
замке усы сгорят. И что на этот раз не они, а господин Пута будет сбегать через
дыру в сральне. Так он сказал, этими самыми словами: через дыру в сральне.
— Значит, — догадался Гейнче, — группу перебросили в Клодзк.
Когда начали переброску?
— В пятницу после святого Мартина. Перебросили не всех
сразу, а постепенно, по двое-трое, чтобы не вызывать подозрении. Наш человек, к
счастью, был в одной из первых переброшенных группок. Поэтому мы и знаем, что
сказанное относительно Трутвайна — правда. Этот Трутвайн, Йоханн Трутвайн,
альтарист из церкви Пресветлой Девы Марии, давний гуситский шпион. Именно
вокруг него, оказывается, уже несколько лет сколачивается в Клодзке зародыш
шпионско-диверсионной ячейки.
— В данный момент, — инквизитор оттолкнул печать, которой
играл. — В данный момент вся группа уже в Клодзке, насколько я понимаю? Все?
— Все. Кроме Горна, Белявы, Бисклаврета и еще троих. Те на
святого Мартина уехали из-под Югова. Наш человек не знает куда. Какие будут
распоряжения, ваше преподобие? Что предпримем?
Из-за окна доходил шум города, на Курином рынке
переругивались перекупщицы. Папский инквизитор молчал, потирая нос.
— Этот наш человек, — спросил наконец. — Он кто?
— Каспер Домпинг, счетовод. Отсюда, из Вроцлава.
— Домпинг... Его не шантажировали. Я помнил бы, если б было
так, я б помнил, я не забываю шантажей... Но платить, сдается мне, мы ему тоже
не платили. Неужто идеалист?
— Идеалист.
— Значит, посматривай за ним, Лукаш.
— Ясно, ваше преподобие.
— Ты спрашивал, — потянулся Гжегож Гейнче, — что нам делать.
Сейчас — ничего. Но если начнется нападение, если гуситы подойдут под Клодзк,
если город окажется под угрозой, тогда наш человек должен будет провалить всю
группу. Должен будет немедленно выдать всех контрразведке господина Путы.
— А не лучше ли, — усмехнулся Лукаш Божичко, — если это
будет наша заслуга? Епископ Конрад...
— Меня не интересует епископ Конрад. А Святая Инквизиция
существует не для того, чтобы коллекционировать заслуги. Повторяю: наш человек
должен будет выдать группу контрразведке Клодзка. Именно господин Пута из
Частоловиц должен ликвидировать диверсантов. И еще больше возвыситься как
символ, вызывающий ужас у гуситов. Ясно?
— Ясно, ваше преподобие.
— Рейневана... Рейнмара из Белявы, говоришь, нет в
клодзкской группе? Говоришь, уехал. С Горном. Может, в тот монастырь, что в
Белой Церкви? Потому что, насколько я понимаю, с этим монастырем все ясно?
— Ясно, ваше преподобие, утверждаю. Предпримем там...
действия?
— Пока что нет. Послушай, Лукаш. Если все же Рейневан
вернется в Клодзк... Если присоединится к диверсантам... Короче: если он
попадет в лапы господина Путы, вы должны будете его оттуда вытянуть. Живым и
невредимым. Понял?
— Так точно, ваше преподобие.
— А теперь оставь меня. Я хочу помолиться.
