— Так, так, Беляу, — услышал он, казалось, откуда-то
издалека голос князя. — Много я знаю о тебе. Как думаешь, откуда я знал, что
найду тебя здесь? В Клодзке поймали гуситских шпиков, всех взяли живьем. Один,
твой дружок, многое знал. Он долго отказывался говорить, но в конце концов
заговорил. И сказал все. Об этом монастыре. О тебе. И о твоих интрижках тоже.
Как и ожидал Рейневан, свита князя Яна двинулась прямо на Зембицкий
тракт. Однако вопреки ожиданиям князь не поехал в Зембицы, а приказал
остановиться в Генрикове. Тут же, неподалеку от монастыря цистерцианцев,
которые выбежали его приветствовать, князь поблагодарил за гостеприимство,
однако бивуак приказал разбить на опушке леса, под огромные дубом. Здесь
разожгли огромный костер из стволов, начали готовить принесенную монахами еду,
откупорили бочонки. Рейневан посматривал на это с коня, с которого ему не
позволили слезть. Трое вооруженных неустанно сторожили его. От врезающихся в
тело узлов он цепенел, оцепенев — замерзал.
Увидеть Ютту случая не было. Ее держали на одной из закрытых
телег, не разрешили выйти. Во время езды сам князь несколько раз подъезжал,
заглядывал под тент. Несколько раз в телегу заглядывал также Стенолаз. Рейневан
дрожал, предчувствуя самое худшее.
Вскоре выяснилось, зачем и почему остановились как раз под
дубом. На край деревни начали съезжаться всадники. Рыцари в полных доспехах. В
более или менее многочисленном сопровождении оруженосцев, стрелков и слуг.
Гостей приветствовал Гинче фон Борщнитц, маршал княжеского
двора. Сам Ян Зембицкий только выпячивал губы, минимальным движением головы
давая знать, что изволил заметить полные уважения поклоны. Только один из
рыцарей заслужил у Яна немного больше внимания. На его щите было изображено
зеленое, пробитое тремя мечами яблоко. Герб Фюлльштайнов.
— Приветствую вас, господа, — соизволил наконец проговорить
князь Ян. — Благодарен тем, кому вы служите, за то, что они по моей просьбе
прислали вас в качестве послов. Благодарю и вас за труды. Приветствую на моих
землях. Приветствую Опаву и Глубчицкое княжество в лице благородного господина
Фюлльштайна. Приветствую вроцлавское епископство и город Гродков в лице
господина старосты Танненфельда. Приветствую Вроцлав, приветствую Свидницу.
Названные отвечали поклонами. Послы Вроцлава не носили
знаков, но в одном из них Рейневан с изумлением узнал раубриттера Хайна фон
Чирне. Свидницу представлял рыцарь, несший в гербе серебряный багор Оппельнов.
У посла епископа, гродковского старосты Танненфельда, при седле висел щит с
зеленым венком из руты на черно-белых полосах — знаком, напоминающим герб
асканской династии.
— Уважаемые господа наверняка догадываются о причинах, по
которым милостивый князь призвал вас, — обратился к собравшимся Гинче Боршнитц.
— Чешские еретики вновь напали на наши земли. Вновь угрожают городу Клодзку. И
вновь, справившись с Клодзком, двинутся на нас. Значит, пора собирать силы,
дать отпор!
— С Клодзком гуситам не справиться, — оценил ситуацию
посланец Свидницы, Оппельн с багром на щите. — Господин Пута из Частоловиц
город укрепил, гарнизон там сильный и боевой. Предательством они его тоже не
возьмут, потому что гуситских шпионов он выловил как раков из реки. Сейчас
берет их на спытки и казнит по одному и для этого нанял нашего свидницкого
палача. Говорят, хе, хе, у мэтра много с гуситами работы.
— А мы, — подкрутил усы Боршнитц, — благодаря этому получаем
хорошую информацию. Знаем о враге достаточно! Вы что-то хотели сказать,
милостивый господин Райбнитц?
— Только то, — сказал посланец Вроцлава, спутник Хайна фон
Чирне, — что сведения о гуситах не являются тайной, только вам доступной. Все
знают о них. Командует ими Ян Краловец из Градка. С ним мы уже познакомились.
Под ним две сотни конных, примерно три четвертых тысячи пеших и двести телег с
пушечниками. О чем мы будем советоваться, я догадываюсь. И спрашиваю: наберем
ли мы силу, способную померяться с краловцевой?
— Об этом мы сейчас узнаем, — отозвался Ян Зембицкий. —
Именно от вас, милостивые государи. Ведь, надеюсь, вас прислали сюда с добрыми
вестями. Так сообщите мне эти вести. По очереди. Ты, Райбнитц, первым, коли уж
говорить начал.
— Милостивый князь, — выпрямился вроцлавец. — Прости, но я
не говорю, а спрашиваю. Я, Йорг Райбнитц из Фалькенберга, простой наемник,
делаю то, что приказывают. Господа советники города Вроцлава приказали мне не
говорить, а слушать. Поэтому вначале я выслушаю, кто из здесь присутствующих
намерен воевать с гуситами. А кто, как обычно, предпочтет договариваться с ними
и заключать перемирия.
Фюлльштайн из Опавы слегка покраснел, но смолчал, только
гордо поднял голову. Ян Зембицкий надул губы, Оппельн не выдержал.
— Что было, то было, — взорвался он. — А теперь — нету!
Свидница доказала, что биться с кацерами умеет, доказала это так убедительно,
как не доказал ни один из вас, стоящих здесь. Кто под Кратцау гуситов
разгромил, наголову побил того же самого Краловца, который сейчас под Клодзком
стоит? Мы! Господин староста Альбрехт фон Колдиц и господин подстароста Стош!
Свидницкое рыцарство в бою под Кратцау было, еретическими трупами там поле
усеяно. Не дело похваляться перед Свидницей тому, кто до сих пор от гуситов
только и знал, что бежал!
— Хорошо сказано. — Звучный голос князя Яна взвился над
общим гулом. — Верное и важное слово сказал рыцарь фон Оппельн. Важное название
— Кратцау, господа рыцари. Запомните: Кратцау!
— Одно Кратцау погоды не делает, — заметил молчавший до того
Тамш фон Танненфельд, староста епископского Гродкова. — С той битвы месяц
прошел, а якобы разгромленный Краловец снова нам заботы на шеи вешает. Не
спорю, Кратцау — битва важная, но разумнее рассматривать ее как счастливую
удачу.
— Либо, — сказал Райбнитц, — как зерно. Которое слепой
курице попалось.
Рыцари захохотали. Оппельн покраснел.
— Зависть в вас говорит! — крикнул он, — Завидуете славе и
заслугам Свидниц и Лужиц. Господа Колдитц и фон Поленц смело в бой пошли,
высоко подняв головы и штандарты, в конном строю, воистину как Ричард Львиное
Сердце под Аскалоном, а поскольку audaces fortuna iuvat
[301],
кацеров в поле побили, устроили им кровавую баню, добычу и телеги отняли, вон
из Лужиц прогнали. А вы завидуете! Потому что вы в ту весну удары и тумаки
получали, от гуситов не хуже зайцев драпали...
— Следите за словами, — прошипел Хайн фон Чирне.
— А что, неправда, может? — упер руки в боки отнюдь не
сраженный его яростной миной Оппельн. — Прокоп половину Силезии сжег, а вы за
вроцлавскими стенами со страха в портки наклали!
У Хайна темный кармин выступил на щеки, Йорг Райбнитц быстро
удержал его, положив руку на наплечник.
