— Именно этого я опасался, что ты это скажешь. Вспоминаешь
ли ты, дорогой Рейнмар, Силезию двухлетней давности? Черных всадников, орущих:
«Мы здесь!» Нетопырей в Цистерском бору? Тогда наши задницы спас Гуон фон
Сагар. Если б тогда Гуон не подоспел вовремя, то кожа с наших задниц висела бы
сейчас, прекрасно высушенная, у этого Биркарта над камином. Я уж не говорю о
том мелком факте, что Биркарт скорее всего служит епископу Конраду, самой
могущественной личности во всей Силезии, человеку, которому достаточно мизинцем
шевельнуть, чтобы нас насадили на колья. Да и сам Грелленорт тоже не
какой-нибудь обычный разбойник или колдун. Он ухитряется превращаться в птицу.
Ты говоришь, хочешь до него добраться? А как, любопытно бы знать?
— Можно найти способ. Он всегда найдется, достаточно
искреннего желания. И немного сметки. Я знаю, сумасшествие — возвращаться в
Силезию. Но даже сумасшедшие предприятия могут осуществиться, если сумасшествовать
по обдуманному плану. Правда?
Шарлей быстро взглянул на него.
— Замечаю, — заметил он, — явное и любопытное влияние твоих
новых знакомств. Я говорю, разумеется, об известной компании из аптеки «Под
архангелом». Не сомневаюсь, что у них можно многому научиться. Дело в том,
чтобы уметь из множества выделить то, чему следует учиться серьезно. Как у тебя
с этим?
— Стараюсь.
— Похвально. А скажи, как ты вообще стакнулся с ними? Было,
наверно, нелегко?
— Верно, нелегко. — Рейневан улыбнулся своим воспоминаниям.
— Правду говоря, понадобился граничащий с чудом случай, стечение обстоятельств.
И представь себе, нечто такое случилось. В некий жаркий день лета Господня
1426-го.
Сватоплук Фраундинст, главный врач госпиталя Крестоносцев со
Звездой у Каменного моста, был мужчиной в самом соку, статным и красивым
настолько, что мог без особых усилий соблазнять и при любой возможности трахать
работающих в госпитале дореволюционных бенедиктинок, изгнанных гуситами из их
собственного монастыря. Не было практически ни одной недели, чтобы не удавалось
услышать, как охает, стонет и призывает всех святых девушка, которую доктор
затащил к себе в кабинет.
То, что Сватоплук Фраундинст был чародеем, Рейневан
подозревал с самого начала, с того дня, когда начал работать у госпитальеров и
ассистировать хирургу при операции. Во-первых, Сватоплук Фраундинст, бывший
вышеградский каноник, doctormedicinae Карлова университета, имеющий licentiadocendi
[39]
, близкого сотрудника знаменитого Бруно из Осенбруге. Мэтр
Бруно из Осенбруге был в свое время ходячей легендой европейской медицины, а
Матфея из Бехини сильно подозревали в тяге к алхимии и магии — как белой, так и
черной. Сам факт, что Сватоплук Фраундинст занимается хирургией, тоже говорил о
многом — университетские медики рук хирургией не пачкали, предоставляя это
палачам и цирюльникам, не опускались даже до флеботомии
[40],
возносимой с собственных кафедр как ремедиум против всего. Лекари же, будучи
магиками, хирургии не сторонились и были в ней знатоками — а Фраундинст был
хирургом прямо-таки невероятно хорошим. Если к этому добавить типичные
маньеризмы в речи и жестах, если приплюсовать совершенно открыто носимый
перстень с пентаграммой, если прибавить на первый взгляд несущественные и как
бы случайные намеки, то можно было быть почти уверенным в данном вопросе. То
есть в том, что Сватоплук Фраундинст поддерживает с чернокнижниками контакт
более чем мимолетный и что пытается прощупать Рейневана на подобные
обстоятельства. Естественно, Рейневан был осторожен, лавировал и обходил
ловушки по возможности ловко. Времена были трудные, и уверенным нельзя было
быть ни в чем и ни в ком.
Но однажды, в июле, в канун Святого Иакова Апостола
[41]
случилось, что в больницу принесли с близлежащей лесопилки
пильщика, серьезно раненного зубом пилы. Кровь хлестала как из ведра, а
Фраундинст, Рейневан и дореволюционная бенедиктинка делали все, что могли,
чтобы ее остановить. Дело шло неважно, возможно, из-за размеров раны, возможно,
просто день был неудачный. Когда в очередной раз кровь из артерии брызнула
Сватоплуку прямо в глаз, доктор так безобразно, так грязно выругался, что
бенедиктинка сначала покачнулась, а потом и вовсе убежала. А доктор применял
вяжущее заклинание, именуемое также «чарой Алкмены». Он сделал это одним жестом
и одним словом, Рейневан в жизни не видел столь ловко брошенного заклинания.
Артерия закрылась немедленно, кровь моментально начала чернеть и сворачиваться.
Фраундинст повернул к Рейневану залитое кровью лицо. Было ясно, чего он хочет.
Рейневан вздохнул.
— Quareinsidiarisanimaemeae? — пробормотал он. — Зачем тебе
моя жизнь, Саул?
— Я выдал себя, ты тоже должен, — ощерился колдун. — Ну,
осторожная Аэндорская волшебница. Не бойся. Nonvenietquicquammali.
Они произнесли заклинание вместе, unisono, силой мощной
коллективной магии связав и приведя в порядок все сосуды.
— И этот doctormedicinae, — догадался Шарлей, — ввел тебя в
конгрегацию магиков, собирающихся в аптеке «Под архангелом». Ту, к которой мы
сейчас приближаемся.
Шарлей правильно догадался. Они были на Суконнической,
аптеку уже было видно за рядами прядильных и ткацких мастерских и мануфактурных
лавок. Над входом высоко над дверью нависал эркер с узенькими оконцами,
украшенный деревянной фигурой крылатого архангела. Фигуру достаточно крепко
погрызли зубья времени, и трудно было узнать, который это из архангелов.
Рейневан никогда не спрашивал. Ни в первый раз, когда Фраундинст привел его
сюда в 1426 году, в четверг, пришедшийся на день казни Иоанна Крестителя
[42]
, ни позже.
— Прежде чем мы войдем, — Рейневан снова остановил Шарлея, —
еще вот что. Просьба. Очень прошу тебя сдерживаться.
Шарлей топнул, чтобы оторвать от башмака остатки кучи, на
первый взгляд, вроде бы собачьей, хотя уверенности не было, кругом вертелись и
дети тоже.
— Мы, — проговорил с нажимом Рейневан, — кое-что должны
Самсону.
— Во-первых, — Шарлей поднял голову, — ты это уже говорил.
Во-вторых, это не подлежит сомнению. Он наш друг, этих слов вполне достаточно.
— Я рад, что ты так к этому подходишь. Веришь или не веришь,
сомневаешься или нет, но смирись с фактом. Самсон заперт в нашем мире. Он
словно инклюз заключен в чуждую ему телесную оболочку, согласись, не самую
лучшую. Он делает все, чтобы высвободиться, ищет помощи... Быть может, наконец
найдет ее здесь, в Праге, «Под архангелом», быть может, именно сегодня...
Потому что как раз...
