— Нет, — возразил Вендель Домараск.— Потопа не будет. И это
не будет последний век. Гарантией тому хотя бы те мальчишки, которые долбят
Овидия Назона. Мы, люди мрака, люди насилия и предательства, мы, это истинно,
уйдем вместе с веком окровавленной стали. То, что мы делаем, делаем именно для
них.
— Я тоже когда-то так думал.
— А теперь?
Сталеглазый не ответил. Пальцами, засунутыми в рукава
курточки, тронул нож в прикрепленных к предплечью ножнах.
— Тебя предали, — нетерпеливо повторил Тибальд Раабе,
который уже устал повторять одно и тоже. — Тебя продали. Тебя превратили в
приманку. Тебе угрожает смерть. Ты должна немедленно бежать. Ты понимаешь, что
я говорю?
На этот раз — только на этот — Эленча фон Штетенкрон кивком
головы подтвердила, а в разбавленной синеве ее глаз действительно что-то
сверкнуло. Тибальда передернуло.
— Домой не возвращайся, — настойчиво сказал ом. — Не
возвращайся ни в коем случае. Ни с кем не прощайся, никому ничего не говори,
Коня я тебе привел, гнедого. Он стоит за больничной прачечной. Во вьюках есть
все, что пригодится в пути. Прыгай в седло — и в путь. Немедленно. Ничего, что
близится ночь. Ты на тракте будешь в большей безопасности, чем здесь, в
Зембицах. Не езди в Стшелин, к монашенкам, прежде всего тебя станут искать
именно на этой дороге. Поезжай во Франкенштайн, оттуда главным трактом на
Вроцлав. Направляйся на таможенный пункт в Мухоборе. Там тебе любой укажет
дорогу на Скалки, спрашивай о табуне госпожи Дзержки де Вирсинг. Госпожа
Дзержка узнает этого коня, будет знать, что прислал тебя я. Ты расскажешь ей
все. Поняла?
Она кивнула.
— У Дзержки... — Голиард беспокойно осмотрелся. — У Дзержки
ты будешь в безопасности. Потом, когда все утихнет, я вывезу тебя в Польшу.
Если ты так уж этого хочешь, станешь клариской. Но в Старом Сонче или
Завихосте. Польша, ну что ж, это не Силезия, но там тоже славно. Привыкнешь. А
теперь — бывай. Да поможет тебе Бог, девочка.
— И вам, — шепнула она.
— Помни: домой не возвращайся. Сразу в путь.
— Помню.
Голиард скрылся во мраке так же неожиданно, как появился.
Эленча фон Штетенкрон медленно развязала фартук, взглянула в окно, в котором
ночь почти уже смазала, почти стерла с черного неба контур покрытых лесом гор.
Она взяла плащ, обвязала голову платком. И побежала. Но не
за прачечную над рвом, а в противоположную сторону.
В комнате над уголком, в котором она жила, не было ничего,
что ей хотелось бы взять с собой. Ничего, что она могла бы назвать своим.
Ничего, о чем бы жалела.
Кроме кота.
К предостережению голиарда она отнеслась серьезно. Понимала,
что это опасно. Помнила стальные глаза священника, который ее выпытывал,
помнила страх, который он у нее вызвал. «Но ведь это всего лишь мгновение, —
думала она, — я только возьму кота, ничего больше. Что может со мной случиться,
ведь это всего лишь мгновение».
— Кис-кис... Кис-кис...
Оконце было приоткрыто. «Пошел, — подумала она с
возрастающим страхом. — Как всегда, пошел в ночь, по своей кошачьей привычке...
Как его теперь найти...»
— Кис-кис-кис. — Она выбежала во двор, путаясь в развешенных
простынях. — Котик! Котик!
Сбежала по ступеням и сразу поняла, что что-то не так.
Холодный ночной воздух вдруг сделался еще холодней, при вдохе перехватило
горло. Холод уже не был бодрым и живительным, стал тяжелым, густым, как
мокрота, как слизь, как свернувшаяся кровь. Он вдруг наполнился плотным,
концентрированным злом.
В трех шагах перед ней на землю опустилась птица. Большой
стенолаз.
Эленче показалось, что она вросла в землю, что вцепилась в
землю корнями. Она была не в состоянии пошевелиться, не в состоянии была даже
дрогнуть. Даже тогда, когда на ее глазах стенолаз начал расти. Менять форму.
Превращаться в человека.
И тогда произошли две вещи одновременно. Громко замяукал
кот. А из мрака ночи выскочил огромный волк.
Волк торопился, резко рванулся, вытянувшись, вперед, потом
прыгнул. Но стенолаз уже опять становился птицей, размывался, уменьшался на
глазах, хлопал крыльями, взлетал. Торжествующе заскрипел, когда ослепительно
белые клыки кидающегося на него волка клацнули сразу за рулевыми перьями его
хвоста. После прыжка волк мягко упал и тут же помчался во мрак вслед за
улетающей птицей.
Эленча схватила кота и побежала. Слезы застывали у нее на
щеках.
* * *
Железный волк преследовал так, как преследует любой обычный
волк, он мчался быстрым, ровным, выносливым бегом. Его чуткий нос хорошо и
точно ловил напоенный магией ветер, вздымаемый крыльями летящего стенолаза.
Лапы животного светились во мраке.
Шла погоня, смертельная гонка через Немчанское взгорье. Над
долинами Олавы, Слензы и Быстрицы.
Дети просыпались в колыбелях, кричали, заходились плачем.
Кони в конюшнях бесились. Скотина толкалась на скотных дворах.
Вскакивали разбуженные кошмаром рыцари пограничных застав.
У читающего Nuncdimittis
[130] сельского
священника выпал молитвенник из трясущихся рук. Протирали глаза вооруженные
люди на сторожевых вышках.
Шла погоня. Перед погоней, предваряя ее, словно гонец, бежал
Ужас. За погоней оседала, как пыль, тревога.
Было в округе древнейшее место культа, плоский холм, а на
нем помеченный кольцом камней магический солярный круг, в котором некогда
молились богам, более древним, нежели народы, И было это также местом
захоронения, кладбищем, некрополем людей, а может, нелюдей, названия которых
затерялись во мраке веков и истории. В 1150 году, в ходе борьбы с язычеством и
предрассудками, камни раскидали, а на их месте по распоряжению епископа
Вальтера из Малоннэ возвели деревянную церквушку — или скорее часовенку,
ораторий, ведь район был пустынный. Однако ораторий не простоял и года — сгорел
от удара молнии. По тем же — либо подобным — причинам огонь уничтожал все
поочередно возводимые на месте древнего акрополя церковки.
Борьба продолжалась лет двадцать, до самой смерти епископа
Вальтера.
Народ стал шептать, что с древними богами лучше не
задираться, а новый епископ, Жирослав, принял единственно верное решение: для
возведения храма выбрал место совершенно новое, удаленное, более красивое,
удачно расположенное и вообще много, много лучшее. Новой церкви никто уже не
мешал стоять и привлекать многочисленных верующих, а на старом кладбище чьи-то
невидимые руки вернули культовые камни на прежнее место. Со временем их окружил
венок искривленных скелетоподобных деревьев и кое-где спутанная живая изгородь
усеянного убийственными иглами терна.
