— Хунцледер, — пожал плечами Шарлей, — действует,
прикрываясь званием армейского поставщика, а принимает у себя только
заслуживающих доверия офицеров. Но все равно когда-нибудь кто-нибудь его
выдаст, а тогда веревка ему обеспечена. Возможно, для устрашения и примера
повесят парочку тех, кого у него накроют... Но, во-первых, что за жизнь без
риска. Во-вторых, в случае чего нас выручат Прокоп и Флютек. Я так думаю..
Даже если в его голосе и прозвучала едва заметная нотка
неуверенности, демерит тут же приглушил ее.
— В-третьих, — махнул он рукой, — у нас тут дело.
У самой корчмы собака снова облаяла их, но сразу же убежала.
Они слезли с коней.
— Основные принципы функционирования этого шалмана, я думаю,
объяснять не надо. — Шарлей привязал вожжи к столбику. — Это пристанище
нездоровых и запретных утех. Здесь можно упиться до смерти. Можно полюбоваться
на голых девиц, можно отведать продажную любовь. Можно крупно рискнуть.
Рекомендуется максимально осторожно действовать и не менее осторожно говорить.
Впрочем, для ясности говорить буду только я. Играть, если дело дойдет до карт
или костей, буду тоже только я,
— Понятно. — Самсон поднял с земли палочку. — Ясно, Шарлей.
— Я имел в виду не тебя.
— Я не ребенок, — поморщился Рейневан. — Говорить умею, знаю
что и когда говорить. И в кости тоже играть умею.
— Нет, не умеешь. Во всяком случае, не с Хунцледером и его
шулерами. Короче говоря, учти, что я сказал.
Когда они вошли, шум утих. Опустилась тишина, а несколько
пар неладно смотрящих глаз прилипли к ним, словно пиявки к дохлой плоти. Момент
был неприятно беспокоящий, но, к счастью, длился недолго.
— Шарлей? Ты?
— Рад тебя видеть, Беренгар Таулер. Приветствую и тебя,
господин Хунцледер. Как хозяина заведения.
За столом в обществе трех субъектов в кожаных кабатах сидел
широкоплечий полный мужчина с большим носом и подбородком, изуродованным
некрасивым шрамом. Его лицо было густо покрыто оспинами — интересно, что только
на одной, левой стороне. Совсем так, словно складка над носом, сам нос и
деформированный подбородок обозначали граничную линию, которую болезнь не
осмелилась переступить.
— Господин Шарлей, — ответил он на приветствие. — Глазам
своим не верю. Вдобавок с компанией, с людьми, которых я не знаю. Но коли они с
тобой... Мы здесь охотно принимаем гостей. Не потому, что их любим. Ха, мы их
зачастую совсем не любим. Но ими живем!
Мужчины в кожаных кабатах захохотали. Остальные радости и
веселья не проявили, несомненно, слыша шутку Хунцледера не первый и не второй
раз. Не засмеялся ни стоящий за стойкой дылда с красной чашей на лентнере, ни
сопровождающий его бородач в черном. Законченный стереотип гуситского
проповедника. Не засмеялась, как легко догадаться, ни одна из вызывающе одетых
девушек, крутящихся по комнате с кувшинами и жбанами.
Не засмеялся поглаживавший кубок мужчина с темной
многодневной щетиной, в куртке, порыжевшей от панциря, тот самый Беренгар
Таулер, который приветствовал Шарлея сразу, как только они вошли. Именно туда,
к столу Таулера, которого сопровождали еще трое, направлялся демерит.
— Приветствую и приглашаю. — Беренгар Таулер указал на
лавку, любопытным взглядом окинул Рейневана и Самсона. — Представь нам...
друзей.
— А зачем? — проговорил по-над своим кубком рыжеватый
толстяк. — Младшего я уже видел в деле на Усти, при гейтманах. Они говорили,
что он их лейбмедик.
— Рейнмар из Белявы.
— Приятно слышать. А тот?
— Тот, — ответил со свойственной ему небрежностью Шарлей, —
это тот. Не помешает, не заденет. Он с деревяшками работает.
Действительно, Самсон Медок изобразил мину придурка, сел у
стены и принялся стругать палочку.
— Если уж мы начали знакомиться, — Шарлей уселся, — то будь
добр и ты, Беренгар...
Трое за столом поклонились. Рыжего толстяка сопровождал
гордо выглядевший паренек, для гусита одетый довольно богато и цветасто, а
также невысокий, худолицыи и седой тип, похожий на венгра.
— Амадей Батя, — представился толстяк.
— А я — рыцарь Манфред фон Сальм, — сообщил цветастый
паренек, а преувеличенная надменность, с которой он это сказал,
свидетельствовала о том, что из него такой же рыцарь, как из козьей задницы
труба, крещен он, вероятно, был Зденеком и ни с кем из фон Сальмов не только
никогда не сидел, но даже и не стоял.
— Иштван Сеци, — подтвердил догадку мадьяр. — Выпьем?
Предупреждаю, что в этом разбойничьем борделе жейдлик вина стоит три гроша, а
полпинты пива — пять пенендзов.
— Но вино хорошее. — Таулер отхлебнул из кубка. — Для
разбойничьего борделя и шулерни. Коли уж об этом речь, то которое из названных
увеселений привело вас к Хунцледеру?
— В принципе ни одно. — Шарлей кивнул девушке со жбаном, а
когда она подошла, он оценил ее взглядом. — Однако это не значит, что ни одним
не воспользуемся. Выступления, к примеру, сегодня будут? Живые картинки?
— Конечно, — ухмыльнулся Таулер. — Конечно, будут. Я тут в
основном из-за этого. Даже играть не буду. Боюсь, что меня освободят даже от
того флорена, который надо отдатъ за зрелище.
— А кто это? — движением головы указал демерит.
— Тот, что у стойки, — Амадей Батя сдул пивную пену с усов,
— который с чашей на груди, это Хабарт Моль из Моджелиц, сотник у Рогача.
Бородач, смахивающий на священника, — его дружок. Они приехали вместе. С
Хунцледером за столом сидят его шулера. Имя помню только одного, того лысого,
его зовут Йежабек.
— Ну, уважаемые, — крикнул от своего стола Хунцледер, энергично
и призывно потирая руки, — К столу, к столу, поиграем! Фортуна ждет!
Манфред фон Сальм сел за стол первый, его примеру последовал
Шарлей, зашумели отодвигаемыми табуретами Иштван Сеци и Амадей Батя. Подсели
украшенный чашей сотник от Рогача, оторвался от стойки его дружок, выглядевший
проповедником, Рейневан, памятуя предупреждение Шарлея, остался. Беренгар
Таулер тоже не двинулся из-за стола, кивком головы подозвал ближайшую девушку
со жбаном. Она была рыжая и веснушчатая, веснушки покрывали даже ее оголенные
предплечья. Глаза у нее были обведены не такими большими и темными кругами, как
у других, но лицо какое-то странно неживое.
— Во что сыграем? — спросил собравшихся за столом Хунцледер,
ловко тасуя карты. — В пикет? В ронфу? В трентуно? В меноретто? Во что желаете,
можно в криццу, можно баззетту... Можно и в трапполо, можно в буфф араджиато,
или вы предпочитаете ганапьерде? Я знаю все genera ludorum fortunae
[131]
! Согласен на любую. Наш клиент — наш хозяин. Выбирайте.
