Шпионский центр строился, дождь еще больше усилил висящий
над этим местом запах недавно рубленного теса и струганых досок, всюду было
полно стружек. Из-за старых халуп и овинов выглядывали новые постройки,
просвечивающие новой тесиной и испускающие смолу из затесов. Не вызвав ни у
кого интереса, Рейневан подошел к одному из таких новых домов — низкому,
длинному, напоминающему большой склад. Вошел в сени, потом в комнату. Полную
дыма, пара, влаги. И людей, жующих, говорящих, сушащих одежду. Они тоже глянули
на него. И тоже ни о чем не спросили.
Заглянул в большую комнату. Тут на лавках сидели человек
сорок мужчин, сосредоточенно слушающих лекцию. Рейневан знал преподавателя,
почтенного старца, шпиона, как говорили, служившего еще Карлу IV. Дед был
настолько ветхим, что слухам можно было верить. Да и вообще, судя по возрасту и
внешности, старик мог шпионить и для Пршемькловичей
[135].
— А ежели что не так пошло, кхе-кхе... — поучал он, кашляя,
— если вас, того-этого, окружили, то запомните: лучше всего учинить в таком
людном месте шум-гам, мол, это евреи, мол, все это, того-этого, из-за евреев,
что все это еврейские козни. Берите в рот кусок мыла, пускайте у городского
колодца пену и кричите: спасите, помогите, помираю, отравили, отравили, евреи,
евреи. Народ тут же кинется евреев громить; начнется, того-этого, кхе-кхе,
дикая свалка. Инквизиция, о вас забыв, возьмется за евреев, а вы спокойненько
сбежите. То же самое, если кого поймают и на пытки поведут. Тогда, того-этого,
по-глупому орать, кричать, что, мол, невиновен, что ты слепое оружие, виноваты
евреи, что они велели, золотом подкупили. Поверят, дело, того-этого, верное. В
такое всегда, кхе-кхе, верят.
— Эй! Рейневан!
Окликнул его Славик Кандат, знакомый Рейневана еще по
студенческим временам. Когда Рейневан начинал учебу, Славик Кандат уже учился
по меньшей мере лет восемь и был старше большинства докторов, не говоря уж о
магистрах. Впрочем, «учился» было словом неадекватным — Славик, правда, в
училище бывал, иногда его удавалось там увидеть. Но в сто раз чаще можно было
застать в каком-нибудь борделе на Перштыне либо на Краковской. Либо в городской
тюрьме, куда его регулярно сажали за пьяные разборки и ночное дебоширство. Хоть
и не мальчишка, Кандат любил стычки и драки, поэтому не было ничего странного в
том, что после дефенестрации он с энтузиазмом влился в революционный поток.
Рейневан нисколько не удивился, увидев его у Флютека весной 1426 года, во время
первого посещения Белой Горы.
— Привет, Славик. Ты что, стал секретарем?
— Э? Ты об этом? — Кандат поднял листы бумаги и гусиные
перья. — Это письма с неба.
— Откуда?
— Я продвинулся, — похвалился вечный студент, расчесывая
пальцами бывшие волосы. — Брат Неплах перевел меня в отдел пропаганды. Я стал
писарем. Художником. Почти поэтом. Пишу письма, упавшие с неба. Понимаешь?
— Нет.
— Ну, тогда послушай. — Кандат взял один из листов, прищурил
близорукие глаза. — Упавшее с неба письмо Божьей Матери. Мое вчерашнее произведение.
Народ неверный, поколение бесчестное и двуличное, — начал он читать голосом,
впадающим в пропагандистский пафос. — Падет на вас гнев Божий и неудачи в
трудах, и в стадах ваших, коими вы владеете. Ибо не следуете вы истинной вере,
но слушаете римского антихриста, отвращу я от вас Мое лицо, а сын Мой осудит
вас за зло, кое учинили вы в Его священной Церкви, и поразит вас, как поразил
Он Содом и Гоморру. И будете вы зубами скрежетать и стенать. Аминь. Понимаешь,
письма упавшие с неба, улавливаешь? — пояснил Кандат, видя, что Рейневан ничего
не понимает. — Письма Иисуса, письма Марии, письма Петра. Мы пишем их. В
пропаганде. Агитаторы и эмиссары вызубривают их, идут во вражеские страны
оглашать народам тамошним. Дабы, как говорит начальник нашего отдела, так им в
головы насрать, чтобы они не знали, кто свой, кто враг и где кто. Потому-то они
и есть письма с неба, усек? Вот это, послушай, письмо Иисуса. Заметь, как
шикарно написано...
— Знаешь, Славик, я немного спешу...
— Послушай, послушай! Грешники и негодяи, близится ваш
конец. Терпелив я, но если с Римом, с этим зверем Вавилонским, вы не порвете,
то прокляну я вас вместе с Отцом моим и ангелами моими...
— Брат Белява? — выручил Рейневана голос сзади. — Брат
Неплах желает вас срочно видеть, ждет. Извольте пойти. Я провожу.
* * *
Один из новопостроенных домов был видный, напоминал усадьбу.
На первом этаже в нем было несколько гостиных, на втором — несколько
по-спартански обставленных комнат. В одной из них стояло большое и отнюдь не
спартанское ложе. На ложе, накрытом периной, лежал и стонал Флютек.
— Ты где болтался? — дико взвыл он, увидев Рейневана. — Я
посылал за тобой в Прагу, посылал под Колин! А ты... Оооо! Оооооо! Аааааааа!
— Что с тобой? А, не говори. Знаю.
— Ах, ты знаешь? Не может быть! Тогда скажи, что со мной!
— Вообще-то мочекаменная болезнь. А в настоящий момент у
тебя колики. Сядь. Подними рубаху, повернись. Здесь болит? Где я стучу?
— Аааааа! А, курва!!
— Несомненно, почечные колики, — определил Рейневан. — Ты и
сам прекрасно знаешь. Это наверняка не первый раз, а симптомы характерные:
повторяющиеся приступы боли, отдающие вниз, тошнота, давление на мочевой
пузырь...
— Перестань болтать. Начинай лечить, чертов знахарь.
— Ты, — усмехнулся Рейневан, — случайно оказался в хорошей
компании. Тяжелой каменной болезнью и очень мучительными почечными приступами
страдал Ян Гус в Констанции, сидя в тюрьме.
— Ха. — Флютек накрылся периной и страдальчески улыбнулся. —
Значит, это наверняка признак святости... С другой стороны, меня уже не
удивляет, что Гус тогда не отрекся... Он предпочел костер этим болям... Иисусе
Христе, Рейневан, сделай же что-нибудь, умоляю…
— Сейчас приготовлю успокоительное. Но камни надо удалить.
Необходим цирюльник. Лучше всего специализированный литотомист
[136].
Я знаю в Праге...
— Не хочу, — взвыл шпик, неизвестно, от боли или от ярости.
— Был тут уже такой! Знаешь, что хотел сделать? Задницу мне разрезать!
Понимаешь? Разрезать задницу!
— Не задницу, а промежность. Надо разрезать, иначе как
добраться до камней? Через разрез в мочевой пузырь вводят длинные щипцы...
— Прекрати! — завыл Флютек, бледнея. — И не говори даже об
этом! Не для того я тебя притащил, высылал сменных лошадей... Вылечи меня,
Рейневан. Магически. Я знаю, ты сможешь.
