Шарлей слегка охнул, услышав это «мы». А Беренгар Таулер
усмехнулся.
— Цель нашего похода замок Троски, — спокойно пояснил он, —
едва в двух милях отсюда. А пана де Бергова не без основания именуют
Гуситобоем. Близко также Кость, Толстый Рогозец, Скала, Фридштейн, все —
бастионы панов из католического ландфрида. Родовые поместья верных королю
Зигмунду рыцарей.
— Ты знаешь и местность, и этих рыцарей, — ответил Рейневан,
поглядывая, как дед и девочка с косой жадно поедают куски хлеба, поджаренного
им Самсоном. — Неплохо знаешь. Не пора ли сказать, откуда такое знание.
— Может, и пора, — согласился Таулер. — Дело в том, что моя
родня — многие годы люди Бергов. Мы вместе с ними перебрались в Чехию из
Тюрингии, где род де Бергов поддержал хозяина из Липы во время мятежа против
Генриха Коринфского. Старшему рыцарю Оттону де Бергов, хозяину в Билине, служил
еще мой отец. Я служил Оттону-младшему в Тросках. Некоторое время. Теперь уже
не служу. Впрочем, это личное дело.
— Говоришь, личное?
— Да, так я говорю.
— Посему просим идти во главе экспедиции, — холодно сказал
Шарлей, — брат Беренгар. Передовым дозором. На месте, соответствующем знатоку
страны и ее жителей.
Наутро было воскресенье. Поскольку головы у них были заняты
совершенно другим, самостоятельно они б до этого не додумались. Даже далекий
звук колоколов не вызвал ассоциаций и ни о чем не напомнил — ни Рейневану, ни
Самсону, ни Таулеру и Бате, не говоря уж о Шарлее, потому что Шарлей привык
чихать на святые дни так же, как и на третью заповедь. Иначе, показалось,
повели себя хелефеи и фелефеи, то есть Маврикий et consortes. Эти, увидев на
развилке крест, подъехали, слезли с коней, опустились на колени всей десяткой,
веночком, и принялись молиться. Очень яро и очень громко.
— Этот звон, — указал головой Шарлей, не слезая с коня, —
уже может быть Йичин. А, Таулер?
— Возможно. Надо соблюдать осторожность. Будет скверно, если
нас узнают.
— Особенно тебя, — хмыкнул демерит. — И вспомнят о твоих
личных делишках. Интересно, какого калибра были эти делишки.
— Для вас это значения не имеет.
— Имеет, — возразил Шарлей. — Потому что от этого зависит,
как ты запомнился пану де Бергову. Если скверно, как я подозреваю...
— Это несущественно, — прервал его Таулер. — Для вас главное
то, что я обещал. Я знаю, как попасть в Троски.
— И как же?
— Есть некий способ. Если ничего не изменилось... Таулер не
договорил, видя лицо Амадея Бати. И его расширяющиеся глаза.
Ведущая на север дорога скрывалась между двумя холмами.
Оттуда, до сего времени укрытые, шагом выехали всадники. Много всадников. По
меньшей мере двадцать. Поросшие пихтой холмы могли с успехом скрывать еще
столько же.
Отряд в основном состоял из кнехтов, простых арбалетчиков и
копейщиков. У одного из них на нагруднике был большой красный крест. Шарлей
выругался.
Таулер выругался. Батя выругался. Хелефеи и фелефеи глядели,
раскрыв рты, все еще стоя на коленях и все еще молитвенно сложив руки.
Рыцари в латах вначале тоже удивились не меньше. Но от
изумления отряхнулись чуточку позже. Прежде чем человек с крестом, несомненно,
командир, поднял руку и выкрикнул команду, Таулер, Батя и Шарлей уже мчались
галопом. Самсон и Рейневан заставляли коней пойти в галоп, а хелефеи и фелефеи
запрыгивали в седла. Однако команда рыцаря в основном предназначалась
арбалетчикам, и прежде чем десятка Маврикия Рвачки успела увеличить дистанцию,
на них посыпался град болтов. Кто-то свалился с коня — возможно, это был Вуй,
может, Гнуй... Рейневан не разобрал. Он слишком был занят спасением собственной
шкуры.
Он мчался во весь опор через рощицу, белые стволы берез
проносились мимо. Кто-то из хелефеев опередил его, мчась как сумасшедший
галопом вслед за Таулером, Шарлеем и Батей. Рядом храпел конь Самсона. За
спиной гремел гул копий, крики погони. Неожиданно усиленные вскриком того,
которого нагнали. И почти сразу же догнали другого.
Они влетели в ложбину, узкую, но расширяющуюся, ведущую к
реке. Перед ними Шарлей, Батя и Таулер разогнали воду в галопе, выбрались на
берег, потом на склон ложбины. Склон оказался глинистым, конь Таулера
поскользнулся, с диким ржанием съехал на заду. Таулер свалился с седла, но тут
же вскочил, призывая на помощь. Маврикий Рвачка и несколько его подчиненных пронеслись
мимо, даже не подняв голов над конскими гривами. Рейневан свесился с седла,
протянул руку. Таулер схватил, прыгнул на конский круп. Рейневан крикнул,
ударил коня шпорами. Казалось, им удастся преодолеть скользкий и крутой склон.
Но не удалось.
Конь съехал по глине, перевернулся, дико ржа и дергаясь. Оба
наездника упали. Рейневан обеими руками заслонил голову, хотел откатиться, не
сумел. Нога застряла в стремени, дикие рывки и визги коня сжали ее и болезненно
стискивали. Таулер же, которого падение ошеломило, приподнялся, но так
неудачно, что получил копытом по голове. Очень сильно. Так, что было слышно.
Кто-то схватил Рейневана за руки, рванул. Он вскрикнул от
боли, но ступня вырвалась из заклиненного ремнем стремени. Конь вскочил и
убежал. Рейневан поднялся на ноги, увидел спешившегося Самсона, потом, к своему
ужасу, группу конных, разбрызгивающих воду в реке. Они уже были рядом, рядом.
Так близко, что Рейневан видел их перекошенные рожи. И окровавленные острия
пик.
От смерти их спасли хелефеи и фелефеи. Маврикий Рвачка et
consortes. Они не убежали, остановились на краю обрыва, оттуда, сверху, дали
залп из арбалетов. Стреляли они метко. Рухнули в брызгах воды кони, рухнули в
воду наездники. А хелефеи и фелефеи с криком спустились вниз, размахивая мечами
и булавами, с криками ударили на копейщиков.
Воспользовавшись преимуществом мгновенной растерянности, они
задержали преследователей. На несколько мгновений. Однако, по сути дела, это
была самоубийственная атака. Преследователей было больше, на помощь копейщикам
и стрелкам уже мчались тяжеловооруженные. Хелефеи и фелефеи один за другим
валились с седел. Исколотые, изрубленные, посеченные, они один за другим падали
в воду. Червенка, Броук и Пытлик — а может, это были Червенка, Пштос и Грохоед?
Последним пал мужественный Маврикий Рвачка, сметенный с седла топором рыцаря с
крестом на нагруднике и клещами камнетеса на щите.
Рейневан и Самсон, конечно, не стали ждать легко
предсказуемого результата стычки. Побежали на склон. Самсон нес на руках все
еще находившегося в обмороке Таулера. Рейневан нес арбалет, который успел
поднять. Как оказалось, поступил разумно.
