Неброскость не спасла лечебный амулет — для мартаузов
Гурковца все имело ценность, олово тоже. Потеряв кожушок, шапку, кошелек, пояс
и венецианский стилет, Рейневан потерял и перстень — хорошо еще, что не вместе
с пальцем. А вот застегнутый на руке повыше локтя волосяной периапт для
обнаружения магии не привлек внимания обыскивающих и уцелел. И теперь был
единственной вещью, на которую узник мог рассчитывать.
А на что-нибудь рассчитывать узник должен был — к тому же не
затягивая. Рейневан сообразил, что с последнего обеда прошло двое суток. Сорок
восемь часов он не ел и почти не пил.
— Visum repertum, visum repertum, visum repertum.
[151]
Kaбустира, бустира, тира, ра.
Повторенное заклинание дало не больше, чем произнесенное
впервые. Стены oubliette — или, как это называл де Бергов, уморильни —
засветились как фосфор, разгорелись, как трухлявый пень в лесу. Подтверждалась
невеселая истина о перекрытии ямы каким-то сильным защитным заклинанием. В то
же время не светился, не источал ни малейшего свечения прикованный к стене
скелет, в котором Рейневан угадывал Рупилиуса, крупного теоретика и практика
чернокнижецких тайн. Крупный ли, нет ли, Рупилиус, представший в виде радостно
лыбящегося скелета, в противоположность стенам никакой магии не излучал, из
чего, несомненно, следовало, что дела магиков гораздо устойчивее, нежели они
сами.
Рейневан несколько пал духом — у него была тихая надежда,
что периапт позволит обнаружить что-нибудь, что в его положении оказалось бы
полезным. Ведь будучи чародеем, Рупилиус мог пронести в яму какие-нибудь
магические предметы, хотя бы в заднем проходе, как в свое время сделал
заключенный в Башню Шутов магик Циркулюс. Однако при Рупилиусе Силезце не было
ничего. И он был здесь, подсказывал рассудок, сидел в углу и щерил зубы посреди
других истлевших и поломанных костей. Если б у него были другие возможности,
подсказывал рассудок, он бы так не кончил.
Строго приказав рассудку помалкивать, Рейневан приложил
амулет к губам, потом ко лбу.
— Visum repertum, visum repertum, visum repertum...
Руки у него немного дрожали, шепот с трудом проходил сквозь
гортань и губы. Докучал голод. Жажда еще больше. Его начало охватывать очень
неприятное чувство.
Чувство отчаяния.
Он не знал, сколько прошло времени, как долго он уже был в
заточении. Счет времени он терял быстро, то и дело погружался в сон, порой
неровный и мгновенный, порой глубокий, близкий к летаргии. Органы чувств
обманывали, он слышал голоса, стоны, всхлипывания, скрип камня о камень, удары
металла о металл. Где-то далеко, он мог бы поклясться, смеялась девушка.
Кто-то, он поклялся бы, пел.
Cruonet der walt allenthalben,
Wa ist min geselle alse lange?
Der ist geriten hinnen,
О wi, wer sol mich minnen?
«Типичные проявления, — подумал он. — Голод и обезвоживание
начинают брать свое. Я теряю разум. Схожу с ума».
И неожиданно случилось нечто, уверившее его в том. Что он
уже сошел.
Противоположная стена узилища пошевелилась.
Щели стены явно деформировались, заколебались, как тронутая
ветром узорчатая ткань. Стена вдруг вздулась, как парус, превратилась в
огромный, быстро растущий пузырь. Пузырь лопнул с клейким звуком. И из него
что-то выделилось.
Это что-то было невидимо, явно скрыто под чарой. Однако,
ошарашенный, замерший и втиснувшийся в угол Рейневан видел контуры фигуры,
фигуры прозрачной, меняющей форму, переливающейся при движении словно вода. Он
понял, почему вообще в состоянии это видеть. В яме все еще висели остатки чары,
высланной обнаруживающим магию периаптом.
Прозрачная фигура не заметила его, перемещаясь плавно в
сторону скелета Рупилиуса. А Рейневан вдруг с ослепительной уверенностью понял,
что это может быть его единственный шанс.
— Video videndum!
[152]
— крикнул он, держа
амулет в руке. — Алеф Tay!
Фигура материализовалась так бурно, что ее аж пошатнуло. И
это серьезно облегчило Рейневану задачу. Он словно рысь прыгнул на пришельца,
вцепился, повалил на глинобитный пол. Изо всей силы всадил кулак под ребра. Воздух
вышел из пришельца вместе с ругательством, а Рейневан схватил его за горло. То
есть хотел схватить, потому что неожиданно получил удар головой в лицо. И хоть
у него аж в глазах потемнело, он ответил таким же ударом, калеча себе лоб о
зубы. Получивший удар выругался снова, а потом неразборчиво крикнул.
Обнаруживающий магию амулет начал действовать автоматически, в яме посветлело.
«Ну конечно, — успел подумать Рейневан, чувствуя, как какая-то страшная сила
поднимает его в воздух. — Это, несомненно, чародей, человек, знающий магию, —
подумал, он. — Я нарвался на магика», — подумал он за мгновение до того, как с
жуткой силой треснулся о стену. Сполз и свернулся в клубок, не способный на
какие-либо действия.
Пришелец тронул его носком башмака и тихо спросил:
— Ты жив?
Рейневан не ответил.
— Кто ты, черт побери, такой?
Он не ответил и на этот раз, свернулся еще сильнее в клубок.
Пришелец наклонился, поднял с пола амулет.
— Периапт Висумрепертум, — распознал он с нотками удивления
в голосе. — Неплохо изготовлен. А мою фа-фиаду
[153]
ты увидел
с помощью Заклинания Истинного Видения... Толедо?
— Alma... — простонав Рейневан, ощупывая голову и затылок. —
Mater... Nostra... Clavis... Salomonis?
— Ладно, ладно, достаточно, обойдемся без демонстрирования.
Кто изготовил Висумрепертум? Ты?
— Телес... Йост Дун. Из Опатовиц.
— И из Гейдельберга, — небрежно добавил пришелец. — Как там
у него?
— Все здоровы.
Пришелец переступил с ноги на ногу. Это был сорокалетний на
первый взгляд мужчина, невысокий, полный, широкоплечий, сгорбленный как бы под
весом собственных плеч. На нем была серая, простая и не очень чистая одежда
слуги или подмастерья. Однако Рейневан мог бы поспорить на что угодно, что
пришелец не был ни подмастерьем, ни слугой.
— Дашь слово, — спросил пришелец, ощупывая нос, — что не
бросишься на меня снова?
— Не дам.
— Э?..
— Я должен отсюда выбраться.
Мужчина какое-то время молчал.
— Понимаю, — наконец сказал хрипло. — Сидишь в oubliette, я
знаю, для чего служит oubliette. Я принесу тебе еду и напиток. Только не делай
из этого слишком далекоидущие выводы.
