Снег растаял мгновенно, хватило той крохи солнца, которая
пробилась сквозь тучи. Ветер утих. Сделалось теплее.
Возвратилась осень.
Шклярская Поремба — Рейневан уже узнал название деревни с
церковкой, прислушиваясь к разговорам, — немного опустела, когда отряд Фольча и
Варнсдорфа скрылся в ущелье, ведущем к Якубовому Перевалу, отделяющему, как он
помнил из чьих-то рассказов, Карконоши от Йизерских Гор. Микуляш Дахс какое-то
время угрюмо посматривал вслед, сказал что-то Биберштайну, указывая то на
отъезжающих, то на Рейневана. Биберштайн выпятил губы, окинул пленника злым
взглядом, кивнул головой. Потом отдал приказы. Дахс поклонился.
— Пан Либенталь! — крикнул он, подходя. — Пан Строчил, пан
Кун, пан Придланц — подойдите ко мне.
Четверо рыцарей вышли из группы, приблизились, посматривая с
любопытством, но демонстративно неприязненно. Что совершенно не подействовало
на Дахса.
— Вот этого правонарушителя, — указал он на Рейневана, —
милостивый пан Ульрик фон Биберштайн приказывает доставить в Силезию, в замок
Стольц, там передать в руки брата милостивого пана Ульрика пана Яна
Биберштайна. Пленный должен быть доставлен не позже, чем через пять дней, то
есть в понедельник, так как сегодня у нас четверг. Он должен быть доставлен
живым, здоровым и невредимым. Командиром эскорта пан Биберштайн изволил
назначить пана Либенталя. А за пленника и за выполнение приказа отвечают
головой все. Вы поняли? Пан Либенталь?
— Почему именно мы? — нелюбезно спросил Либенталь, потирая
черный от щетины подбородок. — И почему только вчетвером?
— Потому что так изволил распорядиться пан Ульрик. И потому
что ему так посоветовал я.
— Благодарим сердечно, — сказал язвительно второй из
эскорта, в надетой набекрень бобровой шапке. — Значит, надо довезти его в
Стольц целым и невредимым. А не довезем — головы сложим? Шикарно.
— А если он попытается сбежать? — Третий, дылда со светлыми
усами, окинул Рейневана угрюмым взглядом. — Дозволено нам будет ему хоть ногу
переломать?
— Имеется риск того, — холодно ответил Дахс, — что тогда
хозяин Стольца прикажет переломать ноги вам.
— Так как же? — не сдавался усач. — Спутать его и везти в
мешке? А может, засадить в железную бочку, такую, в которой Конрад Глоговский
держал Генрика Толстого. А может...
— Достаточно! — отрезал Дахс. — Пленный должен быть в
Стольце через пять дней целый и невредимый. Как вы это сделаете — ваша забота.
И конец болтовне. От себя добавлю, что ему надо быть сумасшедшим, чтобы бежать.
На него много ловцов охотится. И кому бы он в лапы ни попал, ждет его смерть.
Притом и не скорая, и не легкая.
— А в Стольце что? Небось цветами осыплют?
— Не мое дело, — пожал плечами Дахс, — чем его там осыплют.
Но что его ждет в Згожельце, Житаве либо Будзишине, знаю: пытки и костер. Если
его схватят снова де Бергов или Шафф, тоже злой смерти не минует. Так что не
думаю, чтобы он бежал...
— Я бежать не буду, — заявил Рейневан, которому надоело
молчать. — Могу дать слово. Поклясться на кресте и всеми святыми!
Рыцари грохнули диким и искренним хохотом. Дахс аж
прослезился.
— Ох, господин Беляу, — стер он слезы со щеки. — Ну,
развеселил! Говоришь, поклянешься? А что ж, клянись сколько влезет. А мы тем
временем свяжем тебя куском крепких вожжей. И посадим на крестьянскую косолапую
кобылу, чтобы тебе, случаем, галопировать не вздумалось. Все это так, верности
ради. Ничего личного.
Вскоре они двинулись. Рейневану в соответствии с обещанием
Дахса связали руки, без всякой жестокости, но надежно и крепко. В соответствии
с обещанием его посадили на лошадь, а точнее, на являющуюся только по названию
таковой — противную, ленивую, криво ставящую задние ноги клячу, явно не
способную не только на галоп, но даже на рысь. На таком «рысаке» действительно
нечего было даже думать о бегстве — на ней невозможно было бы даже обогнать
пару волов в ярме.
Они ехали на восток. В сторону Еленьей Гуры. В сторону
тракта, связывающего Згожелец со Свидницей, Нисой и Рачибужем.
Еду в Силезию, подумал Рейневан, вытирая чешущийся нос о
меховой воротник плаща. Возвращаюсь в Силезию, как обещал. Как поклялся. Себе и
другим.
Если б Флютек знал, наверняка бы радовался. Начало ноября,
едва четыре дня после Поминовения усопших. До Рождества уйма времени, а я уже в
Силезии.
Они ехали на восток. В сторону Еленьей Гуры. В сторону
тракта, который называли Подсудетской дорогой, соединяющей Згожелец со Свидницей,
Нисой и Рачибужем. По дороге, проходящей через Франкенштайн. И район замка
Столец.
Замка, думал Рейневан, вытирая нос о воротник, в котором
находится моя Николетта. И мой сын.
Около полудня добрались до Гермсдорфа. Здесь заспешили,
погнали коней, беспокойно посматривая в сторону возвышавшейся над селением
гранитной скалы и башни замка Хойник. Микуляш Дахс, остерегаясь возможных
подвохов со стороны преследователей, велел проявлять особую внимательность в
районе Хойника. Рассудок подсказывал, что Яна Шаффа в замке быть не должно,
путь через карконошские урочища и низины должен был отнять у него гораздо
больше времени, чем у них, едущих по тракту. Но беспокойство не покинуло их до
тех пор, пока замок не скрылся из виду.
В котловине они миновали Теплицу, село знаменитое своими
теплыми источниками и лечебными водами. Вскоре увидели Еленью Гуру, церковную
звонницу и возвышающуюся над городом башню. Которую, кажется, возвел больше
трехсот лет назад Болеслав Кривоустый, Полянский князь, а надстроил двести лет
тому его прапрапра... и так далее внук, Болько Свидницкий.
Ведущий эскорт Либенталь повернул коня, подъехал, уперся
стременем в стремя Рейневана. Потом достал нож и перерезал ему веревки на
руках.
— Мы едем через город, — сухо сказал он при этом. — Я не хочу,
чтобы люди таращились. Понял?
— Понял и благодарю.
— Рано благодарить. Знай: попытаешься фокусничать, я тебе
этим вот ножичком уши пообрезаю. Клянусь Святой Троицей, так и сделаю. Хоть и
придется потом мне за это у Биберштайнов каяться, отрежу.
— Имей в виду. Имей также в виду, — добавил фон Придланц,
тот, со светлыми усами, — что хоть с нами тебе свободы нет, но другие могут
доставить гораздо большую неприятность. Те, которые за тобой гоняются, скверную
тебе судьбу готовят, мучения и смерть, помнишь, что Дахс говорил. А знаешь, кто
может за нами ехать? Может, Фольч и тот второй, Варнсдорф из Рогозца? Может, де
Бергов? Клюкс? Янек Шафф? А здешние места, надобно тебе знать, Шаффам
принадлежат и их родным и кумовьям: Нимпчам, Зедлицам, Редернам. Так что, если
ты даже от нас и сбежишь, далеко не уйдешь. Тебя поймают крестьяне, выдадут
своим господам.
