– Все это более чем серьезно. Я влюблена всем своим существом. Знаю: вы скажете, что Барри моложе меня. Но его это не заботит.
– А что заботит мистера Салливана?
– Пожалуйста, не говорите о нем так!
– Как?
– «Мистер Салливан», – передразнила Рита. – Как судья. Он хочет все рассказать Алеку.
– С какой целью? Чтобы муж дал вам развод?
Рита раздраженно покачала головой и окинула маленькую приемную таким взглядом, словно это была тюремная камера. Думаю, она искренне чувствовала себя как в тюрьме. Здесь не было никакой игры или притворства. Разумная и вполне уравновешенная женщина начала говорить и даже мыслить как восемнадцатилетняя девушка.
– Алек – католик, – сказала Рита, нервно теребя белую сумочку. – Разве вы этого не знали?
– Вообще-то нет.
Бегающие глаза остановились на мне.
– Он бы не развелся со мной, даже если бы я этого хотела. Но дело не в том. Я не могу нанести Алеку такой удар. Меня бросает в дрожь при мысли о том, как он будет выглядеть, если я все ему расскажу. Алек всегда был добр ко мне. А сейчас он стар, и у него никого нет, кроме меня.
– Да, это верно.
– Поэтому я не могу просто сбежать и бросить его, получу я развод или нет. Но я не могу и отказаться от Барри, доктор Люк! Наша тайная связь тяготит его не меньше, чем меня. Он не желает больше ждать, и, если я буду откладывать решение, кто знает, что может произойти. Все так запуталось… – Она посмотрела в угол потолка. – Вот если бы Алек умер…
Непрошеная мысль заставила меня похолодеть.
– Что вы намерены делать? – осведомился я.
– В том-то и беда, что не знаю!
– Сколько времени вы женаты, Рита?
– Восемь лет.
– А нечто подобное случалось с вами прежде?
– Нет, доктор Люк, клянусь вам! Вот почему я уверена, что это действительно… ну, великая страсть. Я читала и даже писала о ней, но никогда не знала, какова она на самом деле.
– Предположим, вы убежите с этим парнем…
– Говорю вам, я не хочу этого делать!
– Не важно – только предположим. Как вы будете жить? У него есть какие-то деньги?
– Боюсь, что немного. Но… – Рита снова заколебалась, собираясь мне что-то сообщить, но, к сожалению, снова передумала. Ее зубы блеснули между полными губами. – Я не говорю, что это неосуществимо. Но к чему думать об этом в такое время? Я беспокоюсь об Алеке. Вечно Алек, Алек, Алек!..
Рита начинала нести литературщину. Хуже всего было то, что она произносила высокопарные речи абсолютно искренне.
– Его лицо, словно призрак, постоянно присутствует между мною и Барри. Я хочу, чтобы он был счастлив, но в такой ситуации не может быть счастлив никто из нас.
– Скажите, Рита, вы когда-нибудь были влюблены в Алека?
– Да, по-своему. Когда я с ним познакомилась, он был очарователен. Алек всегда называл меня Долорес – имея в виду Долорес Суинберна.
[4]
– А теперь?
– Ну, он, конечно, не бьет меня. Но…
– Когда в последний раз у вас была физическая близость с Алеком?
Ее лицо стало трагическим.
– Говорю вам, доктор Люк, все совсем не так! Наша связь с Барри – что-то вроде духовного перерождения. Не трите лоб и не смотрите на меня поверх очков!
– Я только…
– Это нечто, чего я не в состоянии описать. Я могу стимулировать актерское мастерство Барри, а он – мой поэтический дар. Когда-нибудь Барри станет великим актером. Он смеется, когда я это говорю, но это правда, и я могу ему помочь. К сожалению, это не решает мою проблему. Я буквально схожу с ума! Мне нужен ваш совет, хотя я заранее знаю, каков он будет. Но больше всего я нуждаюсь в том, что поможет мне крепко поспать хотя бы одну ночь. Пожалуйста, дайте мне какое-нибудь средство!
Через пятнадцать минут Рита ушла. Я смотрел ей вслед, когда она шагала по боковой дорожке между живыми изгородями из лавра. Подходя к воротам, Рита заглянула в сумочку, словно убеждаясь, что в ней что-то находится. Рассказывая свою историю, она была на грани истерики. Но сейчас истерии как не бывало. В том, как Рита пригладила волосы и расправила плечи, ощущались мечтательность и вызов. Она спешила в «Мон Репо» и к Барри Салливану.
Глава 2
Вечером в субботу 30 июня я отправился в дом Уэйнрайтов играть в карты.
Погода была предгрозовой, и события во многих отношениях приближались к кульминации. Франция капитулировала, фюрер был в Париже, дезорганизованная, безоружная и истощенная британская армия отступала зализывать раны на побережье, где ей вскоре, вероятно, придется сражаться. Но мы все еще сохраняли бодрость – и я в том числе. «Нам надо держаться вместе, – говорили мы. – Так будет лучше». Один Бог знает почему.
Даже в маленьком мирке Линкома нависающая трагедия ощущалась так же четко, как стук в дверь. Я узнал больше об отношениях Уэйнрайтов и Салливана, когда на следующий день после визита Риты поговорил с Томом.
– Может вызвать скандал? – эхом отозвался Том, застегивая саквояж перед утренним обходом. – Да скандал уже полыхает вовсю!
– Ты имеешь в виду, что об этом говорят в деревне?
– Во всем Северном Девоне. Если бы не война, ты бы ни о чем другом не услышал.
– Тогда почему мне об этом не рассказали?
– Мой дорогой панаша, – отозвался Том со своей раздражающей добродушной ухмылкой, – ты не в состоянии разглядеть то, что творится у тебя под носом. И никто не передаст тебе сплетни, так как они тебя не интересуют. Дайка я усажу тебя в кресло.
– Черт возьми, я еще не старая развалина!
– Нет, но тебе надо быть осторожнее с сердцем, – возразил мой серьезный сын. – Меня удивляет, – продолжал он, щелкнув замком саквояжа, – как люди могут так себя вести и думать, что их не замечают. Эта женщина совсем потеряла голову.
– Ну и что о них говорят?
– Что миссис Уэйнрайт – дурная женщина, соблазнившая невинного молодого человека. – Том покачал головой и выпрямился, готовясь к лекции. – С точки зрения медицины и биологии это абсолютно неубедительно. Понимаешь…
– Я достаточно знаком с медицинскими и биологическими фактами, о чем свидетельствует твое присутствие в этом мире. Значит, все сочувствуют Салливану?
– Да, если это можно назвать сочувствием.
– Ты хоть знаешь, что собой представляет этот Барри Салливан?
– Я его не встречал, но говорят, он достойный парень. Типичный янки, швыряет деньги направо и налево и так далее. Тем не менее меня бы не удивило, если бы он и миссис Уэйнрайт сговорились и прикончили старика.
