Каждый раз, как в аптеку кто-то входил или покидал ее, дверь автоматически закрывалась. Марк поднял глаза.
За стеклом витрины, глядя на него, стояла Бренда.
«Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды…»
И еще: «Когда она снова удрала от вас потому, что вы ее выставили…»
В глазах Бренды он прочел испуг и нерешительность. На мгновение их взгляды встретились. Быстро повернувшись, она заторопилась к высокой стойке с яркими обложками журналов и сделала вид, что целиком поглощена их рассматриванием.
Марк огляделся. По Хьюит-стрит приближалась полная добродушная пара – доктор и миссис Мэйсон; они направлялись обедать в ресторан (не в таверну) в «Колледж-Инн».
Влетев в аптеку, Марк остановился на пороге. Стеклянная дверь закрылась за ним с легким шорохом.
Здесь было очень тихо. У стойки, потягивая через трубочку холодное какао, сидел долговязый юноша в бумажном спортивном свитере. Пожилая дама, которую Марк не знал, негромко обсуждала с фармацевтом какие-то рецептурные предписания.
Бренда по-прежнему стояла спиной к нему у стенда с журналами.
Подойдя, Марк остановился так близко около нее, что их руки соприкоснулись. На ней было то же самое белое платье без… нет, это было уже другое, отличавшееся от первого! Бренда затянула его синим пояском, и у нее были бело-синие туфельки. У Бренды дрогнули плечи, когда она, нагнувшись, сделала вид, что увлеченно изучает обложку «Лук».
Молчание.
Время тянулось невыносимо долго. Наконец она, не отрываясь от обложки «Лук», заговорила быстрым шепотом:
– Я вернулась только потому, что тут случились ужасные вещи – эта женщина была убита, и ты оказался впутан в эту историю! И потому что у нас гость! Вот и все!
Снова наступило томительное молчание. Бренда рискнула искоса бросить на него осторожный взгляд: ее серые глаза были прикрыты темными ресницами.
– Я только… Марк! – выпалила она. – Я была такой жуткой дурой.
– Думаю, и я был полным идиотом.
– Но я виновата…
– Ничего подобного!
– Была!
Необходимость говорить шепотом, в то же время старательно рассматривая журналы в заведении, где пахло супом с пряностями и фруктовым соком, ставила их в нелепую ситуацию, но осознали они это лишь потом.
– Бренда, я люблю тебя.
– А я люблю тебя.
– Мы здесь не можем разговаривать. Выйдем?
– Да!… Нет! Приближаются доктор и миссис Мэйсон. Они спросят, почему меня не было.
– Да какая разница?… Подожди! Ты приехала вместе с ним?
– С кем?… О господи, нет! Я даже не знаю, почему он тут очутился. Я вернулась в нашей машине и увидела, как едет «кадиллак». Он остановился – прямо здесь, а я проехала дальше по дороге и…
– Не волнуйся! Это не важно!
– Нет, важно! Он поговорил с официантом в «Майк-Плейс», и ты вышел. Марк, прости: я пролезла через боковую дверь аптеки. И все слышала. Я люблю тебя.
– На улице никого. Доктор и миссис Мэйсон зашли в ресторан. Теперь мы можем выйти?
– Да!… Марк, кто убил ее?
Долговязый юноша в свитере доканчивал свое холодное какао; соломинка, ерзая в пустом стакане, издавала хлюпающие звуки. Когда Марк посмотрел Бренде в лицо, он увидел, что осознание абсурдности и неуместности обстановки уступило место внезапному страху.
– Бренда, ты только что вернулась?
– Да. А в чем дело?
– Ты говорила с кем-нибудь в колледже или поблизости от него?
– Нет, ни с одной живой душой. Но этим утром я прочитала все газеты и до смерти перепугалась.
– Об убийстве в газете не было ни слова. Доктор Кент и Джудит Уолкер описали ее как совершенно безгрешную, всеми уважаемую даму, что, наверное, многих рассмешило. После нас появилась лишь парочка репортеров. Откуда ты знаешь, что это было убийство?
Бренда открыла рот.
– Но… но я и представить себе не могла, что тут может быть что-то иное! Кроме того, я слышала… – начала она, но передумала. – То есть, когда читаешь такие вещи в газетах, никогда не веришь, что они рассказывают правду. Всегда думаешь, они что-то скрывают. Разве не так?
Звякнул кассовый аппарат. Долговязый юноша, расплатившись за какао, выбрался на улицу. Словно вдохновившись, за спиной легонько зазвенел другой аппарат: вслед за юношей исчезла и пожилая дама, которая довольно долго, одно за другим, выбирала лекарства.
Продавец вышел из-за стойки, и звук его шагов сменился тишиной.
– Бренда, я должен задать тебе один вопрос. Когда в субботу вечером ты поехала в город, останавливалась ли ты у бунгало Роз Лестрейндж? Заходила ли в него? Было это?
Не сводя с него глаз, Бренда отпрянула. Лицо ее залилось краской.
– Нет, не было! Я сначала хотела, но ничего не сделала! Если ты думаешь о том, что я сказала…
– Не важно, что ты сказала! Ты там останавливалась? Выходила из машины? – Он видел ее растерянность. – В конце концов, не важно, что ты сделала. Только расскажи мне правду.
– Ну хорошо! – взволнованно зашептала она. – Да, остановилась. Да, вышла из машины. Я… мне нечего было скрывать, не так ли? Но я знала, что никогда в жизни не избавлюсь от чувства стыда, если скажу ей хоть слово. Я всего лишь сделала пару шагов по дорожке, но тут же вернулась к машине и буквально сорвалась с места.
– Сколько было времени?
– Марк, я не помню. – По выражению широко расставленных серых глаз было видно, что она вспоминает. – Хотя подожди, помню. Часы Основателя только что стали отбивать полночь, когда я услышала… ну, когда я их услышала!
Про себя Марк вздохнул с облегчением. Это полностью совпадало с показаниями Джудит Уолкер и со всеми остальными. У него отлегло от сердца. Видимо, Бренда неправильно истолковала выражение его лица.
– Я говорю тебе правду. Пожалуйста, прошу тебя, забудь то, что я тебе наговорила тем вечером, ничего подобного я не имела в виду…
– Я знаю, что ты говоришь правду. И не стоит возвращаться к… к…
Глазами, полными слез, она посмотрела на него:
– Нет, Марк, надо. И у меня есть к тебе вопрос.
– Вопрос?
– Да! В прошлом году… или даже раньше… был ли ты счастлив со мной?
Снаружи освещение стало меняться: солнце затянулось облаками, и тени стали блеклыми и размытыми. Глядя на Бренду, он видел в ней тот же пыл, то же возбуждение и ту же растерянность, которые поразили его в ней в субботу вечером в его кабинете.
– Бренда, ради всех святых, что ты имеешь в виду?
– Если ты был несчастлив, так и скажи мне. Я все пойму. Только не скрывай; это все, что я хочу знать. Именно из-за этого я и старалась вызвать у тебя ревность.
