Вероятно, император решил действовать именно таким образом. Но оставалась слабая возможность, что он все же не оставил мыслей о вторжении в Англию, и этой возможностью не следовало пренебрегать.
Стоя перед буфетом с золотой посудой и слыша затихающее за долиной эхо удара грома, Алан мысленно обратился к портрету с необычной для него горячностью: «О отец своего народа, вот что привело меня сюда! Мне нужно проникнуть в Булонский лагерь, узнать твои подлинные планы, убедиться, что все то, в чем я почти уверен, правда, и завтра отправить новости из лагеря в Лондон, хотя говорят, что это сделать невозможно!»
Внезапно Алан с удивлением почувствовал, что говорит вслух.
– Черт возьми! – пробормотал он. – Если бы удалось вовремя предупредить проклятых австрийских лежебок, что Бони лично выступает против них контрмаршем! Если бы я мог точно в этом удостовериться, благополучно послать сообщение и выбраться из этой переделки вместе с Мадлен, чтобы зажить новой жизнью…
Но всему этому препятствовало многое.
Алан знал, что идет на верную гибель, и должен был честно смотреть в лицо этому факту. Его шансы выбраться отсюда живым были столь же ничтожны, как шансы Бонн обедать на следующей неделе в Букингемском дворце
[52]
. Жозеф Фуше с самого начала повел против него практически беспроигрышную партию. Сейчас Алан был загнан в угол, и любой его ход будет встречен более ловким ходом коварного министра полиции.
В Париже, намеренно дав себя арестовать по весьма веской причине, Алан знал, что сможет взглянуть в лицо смерти, что смелость не покинет его под огнем. Но это было до того, как он узнал правду о Мадлен…
Он все еще верил, что может спасти ее. Неужели ему предстоит потерять ее теперь, когда стало ясно, что все его давние подозрения и ревность – чепуха и самообман?
Снова загрохотал гром, отзываясь эхом в трубах «Парка статуй» и заставив дрожать золотую и стеклянную посуду на обеденном столе. Услышав сзади звук падения тяжелого предмета, Алан повернулся.
Обмякшая фигура капитана Ги Мерсье, проявившего себя его другом в трудную минуту, соскользнула с кресла и распростерлась на красном ковре около стола. Алан невольно бросил взгляд на массивные двойные двери столовой.
Мадлен, словно вызванная его мыслями, только что закрыла за собой одну из этих дверей. С усилием сбросив охватывающее его отчаяние, Алан молча уставился на нее.
– Что с тобой? – спросила она по-английски.
– Я думал, Мадлен, что это чертовски забавно.
– Что забавно? О чем ты думал?
– О карте Европы, – ответил он, – и всех королевствах на ней. Подсчитывал количество людей, оружия и крови, которая прольется ради ничего. Но главным образом я думал о том, что люблю тебя.
– Тогда не переставай об этом думать! – сказала Мадлен. – Никогда-никогда! – И она бросилась к нему.
То, что они говорили и делали в течение нескольких минут страстной нежности, не имело никакого отношения к солдатам, оружию и карте Европы. Они обращались друг к другу по-английски, вероятно неосторожно, но говорили они мало, а за это время небеса разверзлись, и вокруг дома зашумел ливень.
Хотя их слова едва ли представили бы интерес для того, кто был изображен на портрете над буфетом, они были очень важны для них самих. Лишь некоторое время спустя Алан, вспомнив об убегающих минутах и о своей предстоящей миссии в Булонском лесу, начал бормотать об этом Мадлен, которая в свою очередь стала бессвязно говорить что-то об Иде.
– Послушай, дорогая! – сказал Алан. – Здесь что-то… – Он снова пытался подумать, но безуспешно. – Я не могу понять, что здесь происходит и почему Мерсье выпил собственный лауданум…
– Я могу тебе это объяснить, – ответила Мадлен.
Не без гордости она поведала свою историю. Алан был потрясен:
– Значит, оба наших стража крепко спят?!
– Вот именно! Но ты еще не все знаешь.
– Что же, в конце концов, произошло с Идой?
– Она уронила ключ на пол, – ответила покрасневшая от волнения Мадлен, – и попыталась найти его, но не смогла разглядеть медный ключ на сине-золотом ковре. Наконец Ида попробовала дернуть шнур звонка в алькове, но свалилась рядом с кроватью.
– И что случилось потом?
– Мне удалось поднять ее и положить на кровать, как будто просто спящую. Потом я заперла дверь снаружи вот этим ключом! – Мадлен протянула вперед ладонь, на которой лежал ключ. – Перед тем как лишиться сознания, – продолжала она, – Ида сказала…
– Что именно?
Помедлив, Мадлен заговорила быстро и взволнованно:
– Она сказала мне: «Вы проклятая предательница и шпионка! Я расскажу о вас самому императору!» Я никогда не думала об этом, Алан, но она права, хотя это меня не заботит ни в малейшей степени… Алан!
– Что?
– Я хотела попросить тебя кое о чем еще в Зеркальной комнате, но не смогла… Зато могу теперь! Если бы ты позволил мне помочь тебе в твоей задаче…
– Ни за что!
– Почему, дорогой? Почему я не могу помочь тебе?
– Потому что ты сама не знаешь, какая это грязная игра, и я не хочу, чтобы ты была в ней замешана!
– Но я и так замешана в ней, хочешь ты этого или нет! Почему ты хоть иногда не можешь дать мне почувствовать себя частью тебя и твоей жизни? Раньше я сама об этом никогда не думала…
За окнами шумел ливень, сквозняк, проникавший сквозь красные оконные занавесы столовой, колебал пламя свечей над разбросанными остатками обеда. Несколько секунд Алан был не в состоянии ответить. Никогда еще он так не гордился своей женой и не испытывал такого счастья, как сейчас, когда в течение ближайших суток он мог расстаться с ней навсегда.
– Мадлен, – начал Алан, – если ты действительно имеешь в виду то, что ты сказала…
– Ты сам знаешь, что это так!
– Тогда храни как следует этот ключ. – Его голос стал резким и напряженным. – Не теряй головы и не задавай вопросов, а запоминай все, что я скажу тебе. Мы не знаем, какую дозу лауданума приняла Ида. Но если она заставит ее проспать до завтрашнего утра, то к этому времени моя миссия может быть выполнена.
– Твоя миссия?
– Да! Все, что я намерен сделать, было заранее спланировано моим руководством в Лондоне. Каждый вечер – не спрашивай меня как или зачем – к берегу будет причаливать лодка из Англии через час после захода солнца, неподалеку от деревушки Коидетт, в песчаных дюнах, как раз около трактира «Спящая кошка». Ты сможешь легко добраться туда пешком.
Мадлен попыталась заговорить, но Алан прервал ее:
– Повторяй за мной, дорогая! Деревушка Кондетт! Трактир «Спящая кошка»! Через час после захода солнца!
