Министр полиции постучал по табакерке.
– Потому что император и есть капитан Перережь-Горло, – ответил он. – И я готов доказать это перед всей Великой армией.
Глава 20
ПРАВОСУДИЕ ИМПЕРАТОРА
В течение длительной паузы, покуда свечи отбрасывали отблески на серебристо-серые стены душной комнаты, только один из присутствующих оставался невозмутимым – зловещий Жозеф Фуше.
– Это дело, – заговорил он, взяв понюшку табаку, – представляет собой любопытную этическую проблему. До какой степени глава самодержавного государства имеет право творить зло, считая, что он делает это с добрыми намерениями? До каких пор он может продолжать цинично приговаривать к смерти отдельных людей, полагая, что это пойдет на пользу всему народу?
Будучи уверенным, что его судьба – управлять всем миром, император не испытывает колебаний и угрызений совести. Более того, в данном случае формальная правота на его стороне, и он с полным основанием может заявить, что всего лишь осуществлял правосудие.
Дело в том, что каждый из часовых, убитых между 13 и 19 августа, был недовольным смутьяном, а может быть, даже членом общества «Олимпийцы» и представлял опасность для армии. Согласно строгому воинскому уставу, они могли быть судимы и приговорены к смерти, потому-то их и выбрали в качестве жертв. В любой христианской стране в любом суде, если бы нашелся такой, который решился бы судить его, его величество мог бы честно и убедительно доказать свою невиновность в убийстве. Однако я чувствую, что это не вполне решает проблему, представленную… – Фуше, не окончив фразу, устремил нетерпеливый взгляд на Алана. – Неужели, месье Хепберн, вы не подозревали, что император и есть капитан Перережь-Горло?
– Нет, не подозревал!
– Да-а! – протянул министр полиции. – Вы разочаровываете меня. Ну а я заподозрил это почти с самого начала.
– Но…
– У меня сложилось более высокое мнение о вашем интеллекте, месье Хепберн. Когда в Зеркальной комнате вы заявили, что знаете, где искать убийцу, я на момент решил, что вы открыли весь замысел, и боялся, что мое лицо выдаст меня. Потом я понял, что вы, по-видимому, подозреваете только Шнайдера, простого наемника, и лишь предполагаете о существовании его нанимателя. Поэтому я решил позволить вам воображать, что вы меня перехитрили.
Министр нахмурился.
– Хотя, – признал он, – в истории с азбукой глухонемых вы и в самом деле перехитрили меня. Вы едва не достигли успеха, за который мне пришлось бы заставить вас дорого заплатить. Но я смотрю на это сквозь пальцы, так как вам не удалось определить личность подлинного капитана Перережь-Горло.
– Но император, – воскликнул Алан, – единственный человек, у которого не имелось причин быть капитаном Перережь-Горло!
– Напротив, – возразил Фуше, – он единственный человек, у которого имелись на это все основания, если только отбросить театральный антураж и драматические жесты, сопровождающие все его действия.
– Послушайте! – сказал Алан. – В Англии у нас были веские доказательства того, что революционное тайное общество «Олимпийцы» действительно существует.
– Так оно и есть, – подтвердил Фуше, постукивая по крышке табакерки. – Оно, безусловно, существует, в чем я заверил вашу супругу. Поэтому наш милостивый император и был вынужден в критический момент изобрести капитана Перережь-Горло. Вы хотите узнать еще неясные вам подробности?
– Постойте! – вмешалась Ида де Септ-Эльм. Безумным взглядом она окинула просторную комнату с молнией на потолке и затем посмотрела через плечо на дверь, ведущую в фойе. – Вы сознаете, – осведомилась Ида, стукнув кулачком по зеленому сукну на столе, – что император может в любую минуту войти через эту дверь?
– А как же еще он сможет войти сюда, мадам?
– И вы намерены рассказать ему все это?
Фуше обнажил гнилые зубы.
– Мне бы это доставило немалое удовольствие, – ответил он. – Простите, что, находясь в пределах слышимости часового за оградой, я был вынужден обманывать вас обоих относительно личности капитана Перережь-Горло. Однако я обещал вам конфликтную сцену, и будьте уверены, что вы ее увидите!
– Разрази меня Бог! – воскликнула Ида, скорее молясь, чем ругаясь. – Вы не осмелитесь на это!
– Вот как, дорогая мадам? На что же именно я, Жозеф Фуше, не осмелюсь?
Он пристально смотрел на нее, подняв рыжие брови, затем открыл табакерку. Рот министра скривился, когда выложенная брильянтами буква «Н» сверкнула на фоне несвежей крахмальной рубашки. Взяв себя в руки, Фуше перевел взгляд на Алана.
– Думаю, месье, – продолжал он будничным тоном, – что вы не вполне понимаете характер его всемилостивейшего величества. Нужно признать, что в своем роде он великий человек. Его даже нельзя назвать плохим человеком в том смысле, в каком это понимает весь мир. Но император руководствуется своей звездой, своими корсиканскими импульсами и, увы, своим дурным вкусом. Он совершает то, что хуже преступления, – ошибки! Одной из них явилась прошлогодняя история с герцогом Ангьенским. Этот несчастный, не блещущий умом молодой человек не совершил никакого преступления и не участвовал пи в каких заговорах. Герцог даже не жил во Франции. Вся его вина заключалась в том, что он, будучи аристократом, представлял собой старую монархию Бурбонов. И вот, чтобы произвести впечатление на роялистов, на случай если они будут продолжать интриговать против нового режима, наш император приказывает похитить герцога за границей, доставить во Францию, быстро осудить ночью и расстрелять во рву Венсенского замка.
Хладнокровно взяв понюшку табаку, министр скорчил гримасу.
– То, что произошло с роялистами в прошлом году, – продолжал он, – происходит с республиканцами в нынешнем. Погруженный в планы вторжения в Англию, император столкнулся здесь, в Булони, с сильной республиканской оппозицией среди его маршалов и генералов. Разумеется, эти люди не были убийцами, но их влияние представляло большую опасность. Маршал Ожеро, девять лет назад спасший репутацию его величества, когда смелость покинула императора перед битвой при Кастильоие! Генерал Удино, который должен был стать маршалом, но которого почему-то обошли! Я избавлю вас от полного перечня. Но, как я сказал мадам Хепберн, агитация против империи достигла высшей точки примерно две недели назад – перед серединой августа. На вашем лице, месье, по-прежнему написано недоумение. Должен ли я объяснить вам, почему, когда 21 августа подробные описания происшедших преступлений попали ко мне в руки, я знал, что капитан Перережь-Горло не может быть никем, кроме императора?
– Да! – ответил Алан.
– Нет! – возразила Ида. – Слушайте! – добавила она, подняв руку. – По-моему, лошади подъезжают к павильону.
– Вы слышите только ветер, мадам. Пройдет еще по крайней мере десять минут, прежде чем его величество сможет…
– Но когда я подумаю о его лице, появляющемся в этих дверях…
