Слабое пламя взметнулось, заплясали огромные тени. Я находился в просторной прихожей неимоверной высоты и никак не мог поверить, что это не страшный сон. Все кругом было затянуто складчатым черным бархатом, золотые арабески вились на свету. Драпировки съедены молью, обтрепались – роскошь поражена проказой. Под ногами поблескивал тот же зловещий черный с золотом рисунок. Запахи хлороформа и горячего железа чувствовались все сильнее…
Пламя свечи отражалось в высоком зеркале в лепной золотой шелушившейся раме. Я увидел там и свое бледное отражение. Потрескавшиеся круглые газовые лампы свисали с люстры почти в восемнадцати футах над моей головой. Слева, где выступала ложная каминная труба, виднелось что-то вроде дивана, рядом с ним люк в полу. Справа дверь за портьерами вела в неведомые глубины, однако при таком слабом свете трудно было что-либо отчетливо разглядеть.
Поставив свечу на стол, я крепче стиснул пистолет и шагнул к двери справа.
Кто-то застонал.
Я замер на месте, дрожа от слабого неестественного звука, но не сумел определить, откуда он донесся. Может быть, из-за двери; возможно, из самого помещения. Я осторожно отодвинул черную с золотом дверную портьеру. Под прямым углом тянулся длинный сырой коридор, видимо во всю длину здания. Тут я четко различил шаги, шаркавшие в том коридоре из глубины логова…
Значит, Джек Кетч не один. У него есть сообщник! Я точно знал и поклялся бы, что убийцы сейчас нет в потайном номере, это какой-то его сообщник… Шаркавшие шаги звучали громче, приближаясь к двери за портьерой. И вот раздался голос, плаксиво певший все громче:
– Где вы? Где… вы? – Слабый дрожащий вой несся среди зловещих стен: – Где… вы? – Жалобный плач слепой души, блуждающей в бесконечных коридорах ада.
Запах раскаленного железа приблизился на расстояние не больше фута. Чья-то рука шевельнула дверные портьеры, я вжался в обитую стену. В проеме в тусклом свете свечи появилась фигура, державшая в руке какой-то предмет, кончик которого светился зловещим бело-красным светом. И вновь в тишине прозвучал тоненький сдавленный крик:
– Где вы? Где…
Я стремительно бросился, схватил эту фигуру за горло, швырнул к стене, сунул в живот пистолет. Ноги у нее дико вывернулись, раскаленная кочерга взлетела в воздух и упала.
– Тихо! – приказал я. – Тихо, Тедди!…
Испуганное бормотание смешивалось с моим тяжелым дыханием. Огонь свечи падал из-за моего плеча на искаженное лицо с открытым в испуге ртом, отчего обнажились десны. Он всхлипывал, глаза затягивались пленкой, точно у рыбы. Из-под моей руки ему на шею текли с волос струйки липкого бриолина. Я пригвоздил его к стене, как распятого ребенка. Раскинув на черно-золотом фоне руки и ноги, он неотрывно смотрел на меня. Паленый запах указывал, что добела раскаленная кочерга прожгла ковер. Тедди! Я трясся в холодном поту, видя по остекленевшим выпученным глазам, что чуть не придушил его насмерть. И заговорил, как нянька, шепча слова, дико звучавшие в этом диком месте.
– Только пикни, Тедди, – шептал я, снова ткнув в живот пистолетное дуло.
Потом медленно опустил, ослабил хватку на горле. Стало быть, полоумный парень, сообщник Джека Кетча, раскалил железо для чудовищной пытки. По-прежнему держа Тедди за горло, я попятился в дверь между портьерами, держа пистолет наготове.
И успел как раз вовремя. Из полуоткрытой двери в логово, обложенной кирпичами, донесся деревянный скрежет и глухой стук. Кто-то закрыл чердачный люк. Джек Кетч возвращался в убежище.
Приоткрыв портьеры, я затаился в ожидании в мерцающем свете. Видел даже пламя его свечи за выступом стены, который загораживал выход. Колеблющийся на сквозняке огонь отбрасывал быстрые тени на черно-золотую обивку. Призрачный свет освещал единственный путь Джеку Кетчу. Его шаги уже приближались к дверям. Мне хотелось выстрелить, закричать, лишь бы положить конец медленному, сводившему с ума топоту. Ковер дымился, по кромке бегали крошечные язычки…
Он ближе подошел к двери, я почувствовал в груди жжение. Вошел…
В свечном свете замаячила высокая фигура, лицо оставалось в тени, плечо вздернуто. Да, лицо оставалось невидимым, но я видел длинные белые пальцы, когтями впившиеся в грудь. Он как-то покачивался, ловя малейшие звуки опасности. Напряжение дошло до предела. Под моей ногой скрипнула половица. Он резко повернулся…
– Руки вверх!
Я оглушительно свистнул в свисток и, резко разрядившись, упустил добычу. Тедди извернулся, вырвался из рук, испустил сдавленный вопль, нашаривая упавшую кочергу. Я увидел взлетевший над моим плечом раскаленный кончик, нырнул, ощутил удар по голове. Голова как бы оторвалась, далеко отлетела, вертясь в пустоте, хаотично полетели искры, комната закружилась в кошмаре…
Кто-то все свистел в свисток! Помню, как я, даже в этом аду, бросил Тедди в другой конец комнаты, уронил пистолет, вскочил, стремясь вцепиться в глотку Джека Кетча. Он маячил передо мной, отшатнулся назад, взмахнул руками, лицо осветилось… Нет-нет, это безумие, сумасшествие, бред, невозможный, немыслимый…
У него вырвался крик, с которым слилось множество голосов. Затопали ноги, из дверей выскакивали люди. Сопротивлявшегося Джека Кетча приперли к стене, надели на него наручники. Портьеры были сорваны. Смутно слыша крики, я тошнотворно покачивался, окруженный мелькавшими огнями; ноги подкосились, и я провалился во мрак…
Лицо Джека Кетча оказалось лицом сэра Джона Ландерворна.
Глава 18
Наручники
Лицо сэра Джона Ландерворна… Худое, костлявое, строгое, в сияющем ореоле седых волос, с усами, короткой бородкой. Непроницаемые серые глаза под тонкими бровями, прикрытые веками. Острый нос, крепко сжатые губы.
Не знаю, видел ли я его в бессознательном тумане, но, когда очнулся, оно первым предстало передо мной. Сначала почувствовал головокружение, тошноту, слепящую головную боль, смутный гул голосов. Поднял голову, сидя у стены, разглядел освещенное множеством газовых ламп помещение, а прямо перед собой лицо сэра Джона.
Назойливо мелькнула мысль: «Джек Кетч – это…» Бред! Сон, безумная фантазия, какой-то тяжелой дубиной вбитая мне в голову! Он сидел в кресле напротив меня. Я ему улыбнулся, но не дождался ответной улыбки. Лицо его одеревенело, взгляд был напряженный, безумный. Очень бледный сэр Джон тяжело дышал, щурясь на свет, с болезненным, страдальческим видом. Серый костюм, руки сложены на колене. Свет ударил в глаза, он сменил позу, я увидел на запястьях наручники.
От раскалывающей голову боли хотелось закрыть глаза, но надо было разгадать ошеломляющую загадку. Мне видна была лишь небольшая часть комнаты, где находился один сэр Джон. Потом я разглядел ноги Толбота, расслышал его голос:
– …предупреждаю, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Сэр Джон разволновался, глубоко задышал, сдержал дыхание, как бы окутанный каким-то кошмарным туманом. Седой, равнодушный, нетерпеливо дернул головой.
