Казалось, комната наполнилась призраками, тени которых спускались со звездного неба, колыхались при свете лампы, освещающем и ее бледное лицо, обрамленное густыми золотистыми волосами, с закрытыми глазами и с медленно шевелящимися губами.
— Сегодня он сказал, что хочет увидеть меня в последний раз. Но у него было такое странное лицо — он выглядел полусумасшедшим. „Я хочу встретиться с тобой в том же самом месте около одиннадцати. Хочу тебе кое-что сообщить. Ты оценишь эту шутку“. Так он сказал.
Я пришла сюда еще до одиннадцати. Лежала и мечтала. Но… У вас когда-нибудь бывало предчувствие? Как страх смерти… который выбирается из глубины сердца… с холодным крюком? У меня это было сегодня вечером. Я терзалась предчувствиями, я ожидала чего-то ужасного. Я ощущала здесь себя такой одинокой, когда внизу гремела музыка и стоял такой шум… я где-то бродила мыслями, а рядом никого не было. Я знала, что внизу смерть, мне не нужно было говорить об этом.
Потом, не знаю, во сколько это было, — незадолго до вашего прихода… потом я увидела, как вон та дверь открывается.
Она снова испугалась. Замерла и несколько минут сидела с остановившимся взглядом, словно прикованным к этой двери.
— Не знаю, почему я так испугалась. Ведь я ждала Рауля, хотя было уже гораздо больше одиннадцати. Но я увидела, как открывается эта дверь, очень медленно, и разглядела мужскую фигуру на фоне этого света. Я поняла, что это не Рауль. Мужчина довольно долго стоял там и не двигался. От страха у меня закружилась голова. А он медленно и бесшумно вошел, и я почувствовала, как он остановился возле меня. Затем он вдруг схватил меня за руку.
Наверное, я вскрикнула. Но все равно внизу моего крика никто бы не услышал. Мужчина тихо сказал: „Не думаю, мадемуазель, что Рауль придет на это свидание. У него назначена другая встреча… с червями“.
Он только это и сказал. Но я знаю, что не потеряла сознание, потому что чувствовала на своем запястье его руку и его взгляд на моем лице. Затем он повернулся, вышел и бесшумно закрыл за собой дверь… но моя кисть в том месте, где он ее касался, стала влажной… Я чуть не сошла с ума. Я чиркнула спичкой и… О господи! На моей кисти осталась кровь, кровь с его руки!
Постепенно напряжение оставило ее, и женщина словно опустилась в кошмар. Вдруг до моего сознания дошло, что я слышу громкий стук: „Прочь из проклятого места! Прочь, говорю! Раз, два, ничего, этим займемся потом. Страшитесь бездны Ада? Фи, милорд, фи! Солдат, а боитесь?.. И все-таки, кто бы мог подумать, что в этом старике так много крови! Запах крови все еще здесь; всех духов Аравии не хватит, чтобы убрать его с этой маленькой ручки“.
Удары затихли. Мгновенное ощущение ужаса прошло, и передо мной была только испуганная девушка, закрывшая рукой глаза и пытающаяся сохранять самообладание. Я мягко сказал:
— Вы узнали этого человека?
— Нет. Не знаю, кто это был. Я видела его всего секунду, а говорил он шепотом.
— Но вы подозреваете…
— Не знаю, говорю вам! Я не знаю, кто это был!
— Слушайте! Мы не знаем, кто убил Рауля; мы даже не знаем, как он это сделал. Попытайтесь вспомнить.
— Не могу…
— А вы можете сказать, кто мог его убить?
— Нет! — закричала она чуть ли не в истерике. Отняв от лица руки, девушка подняла на меня наполненные слезами глаза. — Но даже если бы смогла, я не посмела бы сказать вам.
Я был удивлен страстностью ее тона:
— Послушайте, вам не надо бояться. Никто не собирается причинить вам вред…
Девушка изучала меня, склонив голову.
— Пожалуйста, — наконец произнесла она, не могли бы вы уйти? Потом вы сможете снова допросить меня. Сейчас мне трудно говорить… Я вернусь сюда. Мое имя Шэрон Грей. Я живу в Версале, вы меня там найдете… Если вы меня отпустите, я могу уйти черным ходом. Меня никто не увидит и не узнает, что я была… такой.
Казалось совершенно естественным, что мы вот так разговариваем с ней. Совершенно ничего странного… в этом была какая-то откровенность и надежность, и все казалось в порядке вещей. Я боялся, что с дневным светом придет прежнее понятие об условностях. Это было похоже на то, как разбить фарфор, чтобы смешать его осколки с остатками романтичности. Я невольно сказал:
— Да, вы можете идти. Если здесь есть черный ход, постарайтесь, чтобы никто не видел, как вы уходите. — Странная боль пронзила меня, почти злость. — Но это не последний раз, помните! Полиция пожелает допросить вас.
— Конечно, — задумчиво кивнула она, — полиция. — Затем вдруг удивленно заявила: — Я так и не знаю, как вас зовут.
Вот так. В последнюю минуту в наш разговор вмешались светские любезности! Я воспринял это с раздражением, хотя такой поворот должен был показаться мне смешным. Когда я назвал свое имя, девушка заметила:
— О, значит, вы не француз!
— Нет! — резко ответил я и пошел к двери.
Я не хотел допустить, чтобы эта короткая необычная встреча закончилась обменом банальностями. Звездный свет и лампа-орхидея, золотистые волосы и янтарные глаза, замершие в хрупкой красоте, остались в ночи за захлопнутой дверью. Я кисло подумал, что никогда не стану детективом.
Когда я спускался по лестнице, мой удрученный смех раздавался эхом, как мне показалось. Я остановился и с удивлением уставился на прислонившегося к стене и насмешливо усмехающегося Банколена. Ему никогда не изменяла привычка появляться внезапно. Он выглядел как насмешливый гоблин — с черной бородой, стоящий на четвереньках над могилой истории.
— Мой дорогой Джефф, — произнес он противным увещевательным тоном, — в возбуждении от твоего tete-a-tete
[7]
ты, кажется, забыл, зачем я посылал тебя наверх. — Он поскреб бороду. — Однако, — со вздохом продолжал этот ничему не удивляющийся человек, — не важно. За время твоего идиллического путешествия мы, внизу, потрудились на славу. Боюсь, что комната попросту разорена. Но во всяком случае, мы установили, что там нет никаких потайных дверей, никакого скрытого способа уйти из нее ни в полу, ни в потолке. Voila!
[8]
Мы продолжали спускаться, и он взял меня под руку.
— Карточную комнату только что опечатали, работа закончена. Теперь можем выйти на улицу и поразмышлять, если не возражаешь… Кстати, я взял на себя смелость подслушать твой разговор с английской леди, который оказался очень полезным. Должен сказать, что ты держался сдержанно и достойно похвалы. Никаких…
С досады я выругался.
— Тогда вам известно, что я ее отпустил. Признаю, я поступил глупо. Я…
Банколен удивленно поднял брови:
— Говоришь, глупо? Но только так и следовало поступить. Я считаю, что ты добыл у нее больше сведений, чем когда-либо удавалось мне. Леди без одежды — это леди без сдержанности. Конечно, за ней проследят, как и за остальными клиентами. Но могу подтвердить, что она правильно назвала тебе свое имя и адрес. Я не очень хорошо знаком с ней, но знаю, кто она.
