— На вашем месте я не стала бы так обобщать, —
заметила Лола кротким голосом, хотя внутри у нее все клокотало от
ярости, — и свидетель у вас какой-то сомнительный.
— Позвольте мне самому решать, что делать на моем
месте! — рыкнул капитан, его ужасно раздражала вся эта воркотня.
В самом деле, ну к чему было этой расфуфыренной девке
убивать кого-то, да еще шилом? Но с другой стороны, она все время путается под
ногами со своим попугаем. И с покойной. Плюсе была знакома, ругались они…
Капитан знал, конечно, что женщины часто ссорятся друг с
другом, и вовсе не значит, что они готовы убить, даже если громко заявляют об
этом вслух. Девица с попугаем ему не нравилась, она его раздражала, но
белобрысая кобыла раздражала еще больше.
Капитан напряженно раздумывал, подходит ли хозяйка попугая
на роль подозреваемой. Выходило, что подходит, но в самом крайнем случае, если
никого другого не найти. С этой, чувствовал капитан, он намучается…
— Это я-то сомнительный свидетель! — со слезой в
голосе орала между тем белобрысая. — На себя-то посмотри! И вообще, пока
тебя не было, у нас на студии все было хорошо!
Это была заведомая ложь, но капитан не стал одергивать
мерзкую девицу.
— Как вы оказались на студии? — спросил он Лолу.
— Вы уже этим интересовались. Меня пригласила Аглая
Михайловна, мы с ней знакомы давно. То есть не меня, а попугая.
— Р-роль, р-роль! — заорал попугай так, что все
вздрогнули.
— Доигрались мы с тобой, Перришон, — недовольно
сказала Лола, — в убийствах нас подозревают…
— Пока вам никакого обвинения не предъявляют. Вернемся
к нашему вопросу. — призвал капитан. — Когда вы виделись с гражданкой
Плюсе в последний раз?
— Вчера вечером, — медленно проговорила Лола, и
сердце ее заныло.
Действительно, только вчера вечером Аглая была жива и
здорова.
— Я пришла забрать попугая, как договаривались. Мы
немного поболтали, потом я попрощалась и ушла.
— И когда это было?
— Вы прекрасно знаете! — возмутилась Лола. —
В охране остался мой отмеченный пропуск.
— Верно, — заметил капитан, сверившись со своими
записями, — вы ушли в двадцать ноль три.
— Я сразу взяла машину и поехала домой, с попугаем в
общественном транспорте не слишком-то поездишь — он, знаете ли, метро не жалует
— начинает волноваться и кричать всякую чушь, люди пугаются.
— Значит, дома вы были?..
— В половине девятого, и больше никуда не выходила до
самого утра, — ответила Лола.
— Не может быть! — истерично воскликнула
белобрысая. — Она убила Аглаю, я чувствую!
Лола и бровью не повела, только укоризненно поглядела на
капитана.
— Свидетельница Зайценогова, если вам нечего больше
сказать, я вас не задерживаю. То есть.., тьфу! — вы мне еще нужны, сейчас
в кабинет пойдем, будем стол потерпевшей осматривать, может, что обнаружим…
Белобрысая торжествующе поглядела на Лолу и плотнее
утвердилась на стуле в углу.
— То, что вы вернулись домой в половине девятого, может
кто-нибудь подтвердить? Кто живет с вами кроме попугая? — ворчливо
поинтересовался капитан Хвощ.
— Еще собака и кот, и мой.., друг, — Лола еле
удержалась от того, чтобы не сказать «компаньон», и подумала, что Маркиз ее
убьет, когда узнает, что ему нужно выступать в милиции свидетелем.
— Друг? — капитан поднял брови.
— Любовник! — торжествующе проговорила белобрысая.
Лола уставилась на капитана ясными честными глазами, он
первый отвел взгляд.
— Если он вам не подходит в качестве свидетеля, можно
спросить консьержку! — осенило Лолу. — Она должна вспомнить, мы с ней
еще поговорили, ей Перришон очень нравится…
— Даже если консьержка подтвердит, что ты вернулись в
это время, это ничего не доказывает, — строго сказал капитан. —
Теоретически вы могли снова выйти из дома, миновав консьержку, подкараулить
потерпевшую в ее подъезде… — Он тяжело вздохнул. — Ладно, пока я вас
попрошу никуда из города не уезжать, вас вызовет следователь.
— Господи! — Лола потеряла терпение. — Ну
зачем, ради бога, мне было ее убивать?
— Нет свидетелей вашего последнего разговора с
потерпевшей, — мрачно ответил капитан, — возможно, вы с ней серьезно
поссорились.
Лола поймала взгляд белобрысой, в ее глазах отражалось
неприкрытое злорадство и еще что-то, чему Лола затруднилась дать определение.
«Все же за что она меня ненавидит? Или это зависть? Она
страшная, конечно, одета не слишком-то, но все же…» — Пока вы свободны, —
бросил капитан Лоле.
Тут вошел тот самый молодой человек, что проводил ее сюда, и
что-то зашептал капитану на ухо. Тот поморщился, встал и вышел, сказав
белобрысой, чтобы была поблизости от кабинета Аглаи, он, капитан, туда вскоре
доберется, и они займутся делом.
Лола вышла в коридор в прескверном настроении. Разговор с
капитаном Хвощом окончательно вывел ее из равновесия, и теперь она мечтала
только об одном — скорее добраться до дома и поплакать в жилетку Маркизу. При
всей его типично мужской черствости и толстокожести, Леня понимал, когда она не
играет, понимал, когда ей по-настоящему плохо, и в такие минуты становился
удивительно ласковым и заботливым.
Лола тихо шла, пригорюнившись и прижимая к себе просторную
клетку с попугаем. Перришон, словно чувствуя настроение хозяйки, сидел тихо,
нахохлившись и распушив перышки.
Свернув из коридора на лестничную площадку, Лола чуть не
налетела на странную парочку.
В углу площадки, под большой табличкой «Место для курения»,
стояла та самая белобрысая девица с лошадиной мордой, с которой они только что
расстались у капитана. Она была с каким-то невысоким мужчиной. Белобрысая
стояла спиной к Лоле, поэтому не видела ее, а своего малорослого собеседника
она заслоняла.
Странная парочка не курила, а разговаривала. Точнее,
говорила белобрысая — Лола вспомнила, что ее фамилия Зайценогова… Ну и фамилия,
вот уж наградили родители! И сама девица была такая же длинная, нелепая и
нескладная, как ее фамилия.
Но самым странным в ней было ее поведение.
В первый момент Лола не поняла, что ее так удивило в
поведении этой девицы, что показалось ей таким странным. Замерев на месте, она
смотрела на белобрысую Веру со спины, и наконец до нее дошло. До сих пор,
каждый раз, когда они встречались, Вера кричала, размахивала руками, ужасалась,
впадала в истерику — в общем, выглядела крайне неуравновешенной, неврастеничной
особой. Только что, в кабинете, который временно занял капитан Хвощ, она была
на грани нервного срыва… Теперь же она казалась абсолютно спокойной, собранной
и невозмутимой. Она разговаривала со своим собеседником таким тоном, каким психоаналитики
разговаривают со своими неуравновешенными клиентами — сдержанно, спокойно,
словно стараясь что-то ему внушить.
