— Слушай, к чему ты мне это рассказываешь? —
вскипела Лола. — Больше мне делать нечего, как про какого-то партийного
функционера слушать! Что тут интересного?
— Лола, я тебя не узнаю! Ты стала нелюбопытной, а это
плохо для нашей работы… — укоризненно проговорил Леня. — Дело в том, что
этот самый Лопатин работал в НКВД. И до войны, и в войну. А после войны он
оттуда ушел на партийную работу. А жена его нигде не работала. Не то она была
артистка, не то несостоявшийся художник, в общем, собирала произведения искусства.
То есть это он собирал.
Но про это стало известно только после его смерти, то есть
какие-то слухи просочились, потому что вдова была еще женщина не старая и
болталась по всяким салонам и выставкам. Коллекцию своего мужа она показывала
очень немногим. И вот сейчас я встречаюсь с человеком, который должен быть
осведомлен о коллекции вдовы Лопатиной. То есть покойной вдовы…
— Так не говорят, — заметила Лола, отбирая у
Маркиза галстук и поворачивая его к себе лицом.
Она полюбовалась красивым узлом и сняла пылинку с его плеча.
— Спасибо, дорогая. — Маркиз чмокнул ее в щеку и
испарился.
Маркиз вошел в антикварный магазин на Литейном проспекте,
миновал зал, недовольно покосившись на пошленький туалетный столик карельской
березы и картину неизвестного художника середины девятнадцатого века «Утро на
птичьем дворе», толкнул дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен».
Охранник, лысый отставник с оловянными глазами, шагнул к
нему, но Маркиз махнул рукой и бросил:
— К Артуру!
В кабинете хозяина царила уютная полутьма. По стенам висели
портреты осанистых вельмож и их очаровательных жен в кружевах и парче. Артур,
низенький толстячок с живыми бегающими глазками, сидел в глубоком кресле за
помпезным столом черного дерева с бронзовыми накладками и курил тоненькую
темную сигарету.
— Здорово, Артур! — Маркиз протянул руку хозяину
кабинета. — Ты что это, никак женские сигареты куришь?
— Что бы ты в этом что-нибудь понимал! поморщился
Артур, приподнявшись из-за стола и удостоив Маркиза рукопожатия — мягкого и
влажного, как малосольная селедка. —Какими судьбами?
Отношение Артура к Маркизу было сложным и неоднозначным. С
одной стороны, Леня мог иногда недорого продать какую-нибудь случайно попавшую
в руки по-настоящему ценную вещь или поделиться интересной информацией. С
другой стороны, он был слишком самостоятелен, не подчинялся ни одному из
криминальных авторитетов, а это опасно, и Артур, при его рискованном бизнесе,
опасался случайно попасть в немилость из-за контакта с свободолюбивым мошенником.
Во всяком случае, следовало соблюдать осторожность.
— Так что же тебя привело в мою берлогу?
— Артурчик, ты все знаешь! — Леня сел верхом на
стул (Россия, ампир, десятые годы девятнадцатого века).
— Ты мне льстишь, Леня, — Артур откинулся на спинку
стула, — а раз ты льстишь, значит, тебе что-то от меня нужно.
— Информация.
— Какая?
— Тебе что-нибудь говорит такая фамилия — Лопатин?
— Ничего! — уверенно заявил Артур, но именно по
этой уверенности, а также по тому, как забегали его глазки, Леня понял, что
попал в точку.
— Так-таки и ничего? — Леня придвинулся вместе со
стулом к черному инкрустированному столу, за которым Артур окопался, как за
бруствером окопа. — Первый раз слышишь?
— Вот те крест!
— Артур, ты некрещеный! А помнишь то бюро красного дерева?
— С круглой консолью? — Глазки Артура плотоядно
зажглись.
— С круглой консолью, — подтвердил Маркиз.
— И с потайными ящиками?
— Именно!
— И ты мне его продашь?
— Продам, живоглот, и очень дешево, если ты поделишься
со мной информацией! Представляешь, за такую неосязаемую вещь, как информация,
ты получишь замечательное бюро раннего классицизма!
— Ты змей-искуситель, — тяжело вздохнул
Артур, — ты просто вьешь из меня веревки!
— Из тебя, пожалуй, совьешь! Ты скользкий, как угорь!
Ну так как, твоя память восстановилась?
— Кажется, да… — Артур снова тяжело вздохнул. —
Какая, ты говоришь, фамилия?
— Лопатин, — повторил Маркиз.
— Нет, ничего не знаю, — Артур уставился в потолок
и замолчал.
Когда Леня хотел уже нарушить тишину возмущенной репликой,
Артур усмехнулся и негромко проговорил:
— Вот фамилия «Лопатина» мне действительно кое-что
говорит. Анна Ермолаевна Лопатина.
Леня придвинулся еще ближе и замер, весь обратившись в слух.
— Ведь понимаю, что нельзя об этом говорить, — как
бы жалуясь, продолжил Артур, но ради старой дружбы…
«И ради уникального бюро», — хотел добавить Маркиз, но
воздержался.
— Ради старой дружбы я, так и быть, расскажу тебе то,
что слышал. Только, — Артур понизил голос, — ты ведь понимаешь — ни
одна живая душа не должна знать об этом разговоре!
— Естественно, — Маркиз кивнул, — это и в
моих интересах.
— Есть такая одинокая старушка, божий одуванчик, —
начал Артур, удобно развалившись в кресле, — кажется, она вдова какой-то
шишки то ли из НКВД, то ли из ГПУ. Ее покойный муж, царствие ему небесное, был,
должно быть, редкой сволочью, но у каждой сволочи можно найти хоть одну
привлекательную черту. Так вот он собирал картины.
— Подозреваю, что он их не просто собирал, а отбирал у
всевозможных «врагов народа», — вполголоса проговорил Леня, — так что
вряд ли это можно отнести к числу его достоинств.
— Это не наше с тобой дело, Ленечка, — отмахнулся
Артур, — и если хочешь слушать не перебивай!
Леня приложил палец к губам и застыл.
— Короче, этот хмырь умер уже очень давно, а старушка
жила себе тихо-мирно, получала за мужа приличную пенсию и не слишком заботилась
о том, что осталось от коллекции покойника.
Но возраст у нее уже очень солидный, и, будучи женщиной
предусмотрительной, Анна Ермолаевна решила составить завещание. То ли у нее
внучатый племянник есть, то ли племянница — неважно…
Маркиз кивнул, показывая, что внимательно слушает.
— Короче, нотариус пришел к ней на дом, составил
документ, а заодно осмотрел старушкины богатства — надо же знать, о чем речь в
завещании! Так вот, насколько я знаю, — Артур скромно потупился, —
нотариус обнаружил у старушки чертову прорву дешевой мазни и… — Артур сделал
паузу и артистично подчеркнул важность следующих слов красивым жестом маленькой
мягкой ручки, — и маленькую картину Мартини!
— Что? — переспросил Маркиз, не поверив своим
ушам. — Что ты сказал?
