От подкупленной помощницы нотариуса она узнала об итальянской
картине, и тогда перед ней появилась настоящая цель.
Это давало ей шанс, единственный в жизни шанс вырваться из
тусклых будней и превратить жизнь в праздник.
То, что на ее пути стоял родственник, троюродный брат
Алексей Кириллович, не остановило Веру. Она шла к цели, сметая все на своем
пути. Очень своевременно подвернулся ей Роман Войтенко, с его болезненной
манией, с его убеждением в собственной гениальности и с тем, что окружающие его
бессовестно обкрадывают.
Когда Вера увидела подделанный Романом пропуск и поняла, что
это он убил Животовского, она решила, что судьба в его лице послала ей орудие
для осуществления своей цели.
Она не проговорилась ни одной душе о своем открытии и
принялась обрабатывать Романа, внушать ему, что именно Алексей Кириллович Волкоедов
похищает его гениальные идеи…
Семена упали на благодатную почву, убеждать людей Вера
умела, а Роман Войтенко был готов поверить чему угодно. Его мания требовала
новых жертв, как лесной пожар требует новой пищи, уничтожая все на своем пути…
На Веру же совершенно никто не обращал внимания, не принимал ее всерьез, никому
и в голову не пришло бы, что она может совершить какой-то неординарный
поступок. Все окружающие считали ее заурядной дурой, она и сама поддерживала
это их заблуждение, так легче…
Алексея Волкоедова не стало.
Вера расчистила себе путь к богатству.
Она посмотрела на часы. До прихода нотариуса оставалось еще
пять минут.
В это время к ней приблизился широкоплечий верзила с наголо
обритой головой.
Он осклабился и проговорил:
— Здравствуй, Вера, тебе Штабель привет передает.
— Кто? — переспросила Вера, еще ничего не понимая,
но инстинктивно чувствуя, что между ней и ее великой мечтой снова кто-то стоит.
— Кто? — повторила она. — Какой еще Врубель?
— Не Врубель, — мрачно оборвал ее верзила, —
а Штабель. Ты что, реально Штабеля не знаешь? — такое предположение
показалось ему самому таким удивительным, что он высоко поднял брови.
— Не знаю я никакого Штабеля!
— Это плохо. Штабеля, конкретно, все знают, —
парень посмотрел на Веру с неодобрением, — и без Штабеля такие дела по
жизни не делаются! В общем, он тебе велел передать, что картинку, типа, твою
продать он поможет…
— Мне никакая помощь не нужна! — Вера попыталась
говорить твердо и решительно, но это у нее плохо получалось.
— Ты, кажется, плохо расслышала? — с плохо скрытой
угрозой проговорил парень. —Штабель тебе поможет, блин, продать картинку!
Тебе, конкретно — тридцать процентов, ему — семьдесят!
— С какой стати? — вскрикнула Вера. — Это
грабеж! Почему, интересно, я должна отдавать семьдесят процентов какому-то…
Штабелю, которого ни разу в жизни не видела?
— Потому, блин, что он — Штабель! — рявкнул
«браток». — Ты, типа, вроде русская, а по-русски не понимаешь! Если
Штабель так сказал, значит, так и будет! И чтобы больше никакого базара!
Он посмотрел на Веру, угрюмо набычившись и тяжело шевеля
желваками, и проговорил:
— Ты Штабелю по жизни должна уже за то, блин, что он
тебе вообще жить позволяет!
В холле, оглядываясь по сторонам, появился нотариус Селиверстов.
Вера помахала ему рукой и шагнула навстречу. «Браток» мрачно
посмотрел ей вслед и проговорил:
— Я тебя, реально, предупредил!
Он сел в глубокое кожаное кресло и всем своим видом показал,
что дождется Веру и что мимо него из банка ни одна муха не вылетит.
«Ну это мы еще посмотрим!» — подумала Вера, подходя к
нотариусу.
Владимир Константинович вежливо взял ее под руку и подошел к
молодому человеку в элегантном черном костюме, охранявшему вход в подземное
хранилище банка.
Охранник проверил их документы и открыл своим ключом
массивную, обшитую красным деревом дверь.
За этой дверью оказалась кабина лифта.
Дверь плавно закрылась, лифт бесшумно скользнул вниз и
остановился.
Когда лифт снова открылся, Вера и нотариус оказались в
длинном коридоре, освещенном яркими люминесцентными лампами.
Еще один охранник проверил их документы, и они пошли по
заветному коридору.
В конце его сидел на металлическом стуле еще один человек,
на этот раз не в черном официальном костюме, а в пятнистом комбинезоне, с
автоматом Калашникова на плече. Он снова проверил документы и потребовал у
Селиверстова ключ от банковской ячейки. Убедившись, что ключ у него есть и что
он настоящий, охранник набрал на пульте код, а затем повернул массивное
металлическое колесо, похожее на штурвал океанского корабля.
Тяжелая бронированная дверь медленно отворилась, и клиенты
вошли в святая святых банка — в его хранилище, или, как называют его сами
банковские работники, саркофаг.
В большом ярко освещенном помещении вдоль стен тянулись
длинные ряды одинаковых металлических ячеек. Здесь уже находились два человека:
прямо против входа стоял служитель, дежурный по хранилищу, высокий, слегка
сутулый мужчина средних лет с длинными обезьяньими руками, а в глубине комнаты
суетился возле открытой ячейки элегантный негр среднего роста, в отлично сшитом
сером костюме.
— Ваш ключ, пожалуйста! — служитель протянул руку.
Селиверстов подал ему плоский металлический ключик, и
служитель, кивнув, повел их к банковской ячейке, в свое время арендованной
покойной Анной Ермолаевной Лопатиной.
— Сэр! — окликнул служителя элегантный
негр. — Я не понять, как пользоваться этот ящик!
— Минуточку! — отозвался служитель. —Сейчас я
обслужу клиентов и подойду к вам. Я ведь вам уже дважды все объяснил…
— Я плохо понимать, — недовольно проговорил негр.
— Минуточку! — повторил служитель и пробормотал
себе под нос:
— Бестолковый какой-то…
Он осторожно вставил ключ Селиверстова в замочную скважину,
повернул его, затем своим собственным ключом открыл второй замок и отступил в
сторону:
— Прошу вас.
Оставив клиентов наедине с открытой ячейкой, он поспешил на
помощь бестолковому негру.
Владимир Константинович распахнул дверцу ячейки, выдвинул
находящийся в ней металлический ящик и откинул его крышку.
— Вера Васильевна, — официально-торжественным
тоном проговорил он, — как нотариус и душеприказчик вашей родственницы
Анны Ермолаевны Лопатиной я по ее поручению передаю вам содержимое этой
банковской ячейки…
С этими словами Селиверстов протянул девушке небольшой
плоский пакет, завернутый в плотную желтовато-коричневую бумагу и опечатанный
сургучной печатью, какие еще используют иногда на почте при отправлении ценных
бандеролей.
