Ощутив, что спина ее мокра от пота, Лола рассердилась на
Леню и на себя тоже. Нервы стали сдавать, хорошо бы отдохнуть…
Маркиз явился домой под вечер, когда Лола уже начала
беспокоиться, куда это он запропастился. Леня был необычайно возбужден, так что
Лола подумала даже, что он слегка навеселе. Она очень удивилась, глядя в его
блестящие глаза, но ничего не сказала, незаметно принюхалась. Спиртным не
пахло. Не пахло от Леньки и чужими духами, да и вообще он был возбужден, но
выглядел не таким, каким приходил обычно после общения со своими
многочисленными подругами. Лола терялась в догадках.
— Ну как твои успехи? — спросил Леня. —Была
ты на телестудии?
Лола молча протянула ему шило, завернутое в носовой платок..
— Вот, значит, каким образом он лишал людей жизни.
Живет себе человек, ест, пьет, гуляет, размышляет, работает,
а потом вдруг подходит к нему такой вот псих, которому пришло в голову
восстановить справедливость, — и протыкает шилом, как воздушный шарик…
Жуткое дело, вот что я тебе скажу!
— Что это тебя потянуло на философию, поинтересовалась
Лола, — больше не о чем говорить?
Она, как всегда, попала в самую точку, Маркиз специально
начал душеспасительную беседу, ему не хотелось подробно рассказывать Лоле обо
всем, случившемся в ресторане «Третья планета». Лола отлично видела, что он
что-то недоговаривает, и от этого злилась. Но спрашивать прямо тоже не стала.
— Завтра сделаем вот что, — начал Леня, немного
помолчав, — ты с утра позвонишь этому психу Роме, вот я тут набросал
примерно планчик разговора. Сумеешь сделать свой голос несколько загробным?
Лола поглядела на него с удивлением она, актриса, да не
сумеет?
— А что дальше? — все же спросила она.
— А дальше будет вот что, — спокойно заговорил
Леня. — Я, конечно, не психиатр, я даже не невропатолог, но думаю, что
после такого разговора наш Рома не выдержит и пойдет разбираться с Верой. Он
встретит ее в квартире старухи Лопатиной.
— Почему ты думаешь, что она будет в той
квартире? — не отставала Лола.
— Потому что ей сегодня чуть по морде не надавали!
Эксперт и покупатель прямо обвинили ее в том, что она хочет подсунуть им копию!
Девушка еле дошла до своего временного убежища. Полдня я даю ей на рыдания и
сожаления о своей погибшей жизни. Полночи — на то, чтобы догадаться о том, что
ее хитрая тетка держала картину дома. Глубокой ночью она не решится пойти за
картиной, зачем рисковать, когда она может открыто прийти в квартиру утром? Она
же наследница, кто ей что скажет? И вот утречком ее будет пасти наш приятель
Ухо. А ты займешься Ромой, согласна?
Лола хотела спросить, а чем же в таком случае будет
заниматься сам Леня и чем он занимался сегодня, но Маркиз вдруг сделал ужасно
утомленное лицо, сказал, что прошлой ночью спал очень мало, и удалился в свою
комнату в сопровождении верного кота Аскольда.
В квартире Войтенко зазвонил телефон.
Раиса сушила волосы феном и поэтому не услышала звонка.
Роман снял трубку.
— Рома? — раздался женский голос, спокойный и
уверенный в себе.
— Да! Кто это? — Голос показался Роману смутно
знакомым.
— Как ты мог позволить ей так себя использовать? —
вместо ответа проговорила женщина с трагической интонацией. — Как ты мог
стать послушным орудием в ее руках?
— Кому — ей? — растерянно переспросил
Роман. — О ком вы говорите? И кто вы такая? И куда вы звоните?
— Я звоню тебе, Роману Войтенко, — терпеливо объяснила
женщина, — кто я — тебе знать неважно, тебе сейчас важно другое…
Роман почувствовал первые признаки надвигающейся головной
боли, слишком хорошо знакомой ему головной боли, от которой не помогали никакие
лекарства, никакие народные средства.
— О ком вы говорите? — промямлил он.
— Вера, — проговорил голос в телефонной
трубке, — я говорю о Вере. Ведь это она использует тебя! Неужели ты этого
не понял? Она сделала тебя послушной марионеткой, заставляет тебя делать все,
что ей нужно, таскает каштаны из огня твоими руками…
— Это не правда, — испуганно возразил
Роман. — Вера… Вера помогает мне… Вера выслушивает меня…
— Ромочка, кто там? — сквозь гудение фена крикнула
жена. — С кем ты разговариваешь?
— Неважно! — огрызнулся Роман и продолжил,
обращаясь к незнакомке:
— Вера внимательна ко мне! Только она меня понимает!
— Только потому, что ты ей нужен! Ведь она все сделала
твоими руками!
— Что сделала? — в ужасе переспросил Роман.
Он не хотел слушать этот странно-знакомый голос, но сил не
было повесить трубку, голос притягивал его как магнит.
— Ты расчистил ей путь к наследству!
— К какому наследству?
— Наследство должен был получить Волкоедов, но ты убил
его, убил потому, что она так хотела, и теперь она — единственная наследница… —
Женский голос в трубке был убедителен и неумолим, как судьба.
— Я никого не убивал! — истерично вскрикнул
Роман. — Откуда вы все знаете? Кто вы? Кто вы?
— Тебе незачем это знать! — произнес неумолимый
голос, как будто забивая гвозди в крышку его гроба. — Тебе достаточно
знать, что она все сделала твоими руками.., ты был ее слепым орудием!
Голова болела все сильнее и сильнее. Самое ужасное, что
Роман вдруг понял, что это правда, что именно Вера — тот тайный и страшный
враг, который всегда мерещился ему… Это она настраивала его против каких-то
людей, она говорила что-то про справедливость…
Пытаясь защититься от этой пугающей правды, Роман неуверенно
проговорил:
— Этого не может быть! Какое отношение имеет.., то есть
имел к ней Волкоедов?
— Разве ты не знал, — уверенный, невозмутимый голос
продолжал вливать яд ему в ухо, — разве ты не знал, что они —
родственники? Что Волкоедов — это псевдоним?
Головная боль постепенно становилась невыносимой. Роман
испугался: он знал, что нужно сделать, чтобы эта боль прошла, и боялся этого..,
или только делал вид, что боится.
Когда он убил Животовского, голова перестала болеть.
И когда он убил Волкоедова.
И когда убил Аглаю.
Кого ему придется убить на этот раз?
— Это она, Вера, манипулировала тобой! — продолжал
ровный голос в телефонной трубке. — Неужели ты не отомстишь за себя?
Неужели ты не восстановишь справедливость?
— Справедливость.., справедливость должна быть
восстановлена… — проговорил Роман еще неуверенно.
Голос в трубке назвал ему адрес и отключился.
Роман долго сидел, глядя в одну точку, и ни о чем не думал.
