— Предположим, существует человек, который обладал этими специфическими сведениями и хотел, чтобы Джордж был убит. Когда попытка Феликса провалилась, этот человек взял дело в свои руки и подложил Джорджу яд, возможно подсыпав его в этот тоник. Он мог быть полностью уверен, что подозрение падет на Феликса из-за его дневника. Но ему приходилось действовать немедленно, поскольку он не надеялся, что Феликс останется в Сивернбридже больше чем на ночь после неудавшегося убийства. Лена была первым человеком, которого он мог об этом попросить, поскольку, скорее всего, именно ее Джордж мог посвятить в существование дневника — они вместе замешаны в убийстве Мартина Кернса, которое он обличает. Но мне кажется, сейчас она была совершенно искренна, когда сделала вид, что не связывает Феликса Лейна с мальчиком, с Марти. Следовательно, ей ничего не известно о дневнике. И следовательно, мы можем вычеркнуть ее из списка подозреваемых, если только задуманное убийство и совершенное были чистым совпадением.
— Но если Лаусон не знает о дневнике, почему она так явно боится, что Кернс отравил Рэттери или что мы подозреваем его в этом?
— Думаю, мы не сможем это понять, пока побольше не узнаем об этом семействе. Вы обратили внимание, как она растерялась, когда я спросил, не подозревала ли она Феликса, что он все время намеревался убить Джорджа? По-настоящему растерялась. Это выглядит так, будто она не знает о дневнике, но знает о каких-то других мотивах Феликса — о какой-то вражде, возникшей после встречи двоих мужчин.
— Да, это кажется правдоподобным. Мне нужно спросить у каждого члена семьи, имели ли они какие-либо подозрения относительно Феликса — лучше скажу Феликса Лейна, — и посмотреть на реакцию. Если кто-то пытался использовать его в качестве прикрытия, это сразу выйдет наружу.
— Это мысль! Послушайте, этот паренек Фил — вы не будете возражать, если мы заберем его в отель на несколько дней? Моя жена посмотрит за ним. Здесь сейчас не самая лучшая обстановка для нежной детской психики.
— Нет, я не против, это даже хорошо. Потом мне нужно будет задать малышу несколько вопросов, но это может подождать.
— Правильно. Пойду спрошу согласия миссис Рэттери.
5
Когда Найджел вошел, Вайолет Рэттери сидела за письменным бюро. Там находилась и Лена. Найджел представился и объяснил свое дело.
— Разумеется, если вы сами все устроите… но он, кажется, очень подружился с мистером Лейном, да и моя жена с радостью сделает все, что возможно.
— Да, понимаю. Благодарю вас. Это очень мило… — нерешительно сказала Вайолет и как-то беспомощно обернулась к Лене, которая стояла у окна в потоке солнечных лучей. — Как ты думаешь, сестра? Будет ли это прилично?
— Конечно, почему бы и нет? Филу не стоит здесь оставаться, — небрежно сказала Лена, по-прежнему глядя на улицу.
— Да, я понимаю. Я только думаю, что скажет Этель…
Лена резко обернулась, сложив пунцовые губки в презрительную гримасу.
— Дорогая моя Вай, — воскликнула она, — пора тебе начать самой за себя решать. В конце концов, чей это ребенок? Можно подумать, что ты здесь служанка, — до такой степени ты позволяешь матери Джорджа помыкать собой — этой старой настырной карге! Она с Джорджем превратили твою жизнь в ад — нечего хмуриться! — и настало время, чтобы ты указала ей ее место. Если у тебя не хватает смелости заступиться за своего ребенка, можешь тоже принять яд!
Нерешительное, слишком напудренное лицо Вайолет дрогнуло. Найджел испугался, что она упадет в обморок. Он видел, что в ней идет борьба между долгой привычкой к подчинению и настоящей женщиной, которую Лена намеренно спровоцировала. Через несколько секунд ее бескровные губы сжались, поблекшие глаза сверкнули, и она сказала, слегка кивнув:
— Очень хорошо. Я это сделаю. Я очень благодарна вам, мистер Стрэнджвейс.
Как будто в ответ на этот молчаливый вызов открылась дверь, и, не постучав, вошла старая женщина, одетая во все черное. Солнечный луч, падавший сквозь окно, словно замер у ее ног, как будто испугавшись.
— Мне послышались голоса, — хрипло сказала старуха.
— Да, мы разговаривали, — сказала Лена.
Ее дерзкое по тону заявление было полностью проигнорировано. Старая женщина некоторое время постояла на месте, закрывая дверь своим крупным телом, затем, тяжело ступая, приблизилась к окну, неожиданно утратив все свое величие, когда во время движения обнаружилось, что у нее слишком короткие ноги для такой громадной туши, и опустила штору. Солнечный свет — ее смертельный противник, подумалось Найджелу, в сумраке ее властность выигрывает.
— Удивляюсь тебе, Вайолет, — сказала она. — Твой мертвый муж лежит в соседней комнате, а ты не можешь даже воздать ему уважение, опустив занавеси.
— Но, матушка…
— Это я подняла штору, — вмешалась Лена. — И так все идет хуже некуда, не хватало еще сидеть в темноте.
— Тише!
— Еще чего! Если вы намерены продолжать травить Вайолет, как вы с Джорджем делали последние пятнадцать лет, это не мое дело. Позвольте мне сказать вам, что не вы хозяйка в этом доме и мне ничего от вас не нужно. Делайте что угодно в своей комнате, но не лезьте к другим людям, грязная тараканиха!
Свет против Тьмы, Ормузда и Ахримана, подумал Найджел, наблюдая за подавшейся вперед тонкой фигуркой, изящно выгнутой шеей девушки, выступившей против старухи, которая замерла темным столбом посредине комнаты: воистину девушка была воплощением Света; и даже если она была немного вульгарна, она не была вредной, нечистой, она не заражала комнату тяжелым запахом камфары, своими протухшими древними представлениями о пристойности и прогнившей властностью, как эта отвратительная старуха в черном. Однако, пожалуй, лучше мне вмешаться, решил Найджел и любезно сказал:
— Миссис Рэттери, я только что сообщил вашей невестке, что мы — моя жена и я — будем очень рады за брать к себе Фила на несколько дней, пока все не прояснится.
— Кто этот молодой человек? — спросила старая леди, чьи повелительные манеры не стали менее величественными, несмотря на выпад Лены.
Последовало объяснение.
— Рэттери никогда не сбегали. Я запрещаю это. Фил должен остаться дома, — сказала она.
Лена собиралась что-то возразить, но Найджел жестом велел ей сдержаться: сейчас должна была говорить Вайолет — или навсегда умолкнуть. Та умоляюще взглянула на сестру, растерянно поводя руками; затем ее поникшие плечи распрямились, робкие черты лица осветились настоящим героизмом, и она сказала:
— Я решила, что Филу лучше перейти на время к Стрэнджвейсам. Несправедливо держать его здесь — он еще слишком мал.
Старая миссис Рэттери приняла свое поражение, проявив реакцию, которая поразила всех больше, чем любое проявление жестокости. Она молча постояла, пристально глядя на Вайолет, затем тяжело прошаркала к двери.
— Я вижу, здесь против меня заговор, — сказала она металлическим голосом. — Я весьма недовольна твоим поведением, Вайолет. Я давно уже перестала ждать от твоей сестры чего-либо, кроме манер рыночной торговки, но я думала, что ты уже очистилась от запаха сточной канавы, откуда тебя вытащил Джордж.
