6 июля
Утром мне не повезло: анонимный писака не появился. Зато в Лондоне все прошло удачно. Я сказал Хоулту, что хочу сделать местом действия своего нового детектива киностудию. Он представил меня парню по имени Кэллехен, который имеет какое-то отношение к «Бритиш регал филмс инк.», это компания, где работает Лена Лаусон. Хоулт добродушно подшучивал над моей бородой, которая еще не вышла из подросткового возраста и, как все тинэйджеры, выглядит нескладной и нелепой. Я намекнул ему, что отращиваю ее для маскировки: поскольку буду посещать студию в качестве Феликса Лейна и проводить там достаточно много времени, не хочу, чтобы во мне узнали Фрэнка Кернса. В конце концов, я могу натолкнуться на знакомых из Оксфорда или из министерства. Хоулт слопал всю эту ахинею, поглядывая на меня с легкой тревогой взглядом собственника, каким издатели смотрят на своего самого удачливого автора — как будто он какой-нибудь цирковой лев, который в любой момент может разъяриться и всех разодрать в клочья или сбежать из их клетки.
Сегодня мне опять предстоит мало спать, будильник снова заведен на четыре утра. Интересно, что попадется мне в сеть.
8 июля
Вчера не повезло, зато сегодня утром жалящий овод попал в ловушку. И что за овод! Седой, на трясущихся лапках, погруженный в зимнюю спячку. Б-р-р! Я долго ломал голову над тем, кто может быть автором этих писем: обычно этим занимаются или невежественные психи (которым мой явно не был), или уважаемые, «респектабельные» люди с тайными пороками. Я думал о викарии, школьном учителе, почтальонше, даже о Петерсе и генерале Шривенхеме — таков метод писателя детективов — подбирай на роль преступника человека, в котором его меньше всего можно заподозрить. В полном соответствии с жанром автором подметных писем оказалась самая неприметная личность.
Щеколда на калитке сада тихо звякнула в половине пятого сегодня утром. В мутном сумраке рассвета я увидел фигуру человека, приближающегося по дорожке: сначала он двигался медленно и неуверенно, как будто собираясь с духом или боясь быть обнаруженным; потом вдруг расхрабрился и мелко засеменил быстрой рысью, напоминающей походку кота, несущего пойманную мышь.
Теперь я увидел, что это женщина, издали поразительно напоминавшая миссис Тиг.
Я поспешил вниз, оставив входную дверь незапертой и, как только конверт упал в почтовый ящик, распахнул дверь настежь. Это была вовсе не миссис Тиг. Это была миссис Андерсон. Мне следовало бы и самому об этом догадаться — по тому, как однажды она уклонилась от встречи со мной, перейдя на другую сторону улицы, по ее одинокой жизни вдовы, по ее неутоленной жажде материнства, всю силу которой она выплескивала на Марти. Она была такой тихой, безвредной и неприметной старухой, что о ней-то я и не подумал.
Последовала крайне тяжелая сцена. Боюсь, я позволил себе выразиться несколько резко. Но она вынудила меня недосыпать несколько ночей, так что могла ожидать моего раздражения. Но видимо, уколы ее писем проникли гораздо глубже, чем мне казалось. Я был охвачен холодной яростью, и мой ответный удар был достаточно болезненным. От нее веяло такой грязью и пуританским лицемерием, как бывает, когда после утомительного ночного путешествия вы попали в купе вагона, забитого женщинами, что вызывало во мне злость и раздражение. Она ничего не говорила, просто стояла передо мной, растерянно моргая подслеповатыми глазками, как будто только что очнулась после тяжелого сна, а потом заплакала, тоненько и безнадежно повизгивая. Вы знаете, как такая реакция будит в человеке ярость — он расходится вовсю, скрывая мучительный стыд и отвращение к себе. Я был безжалостным и стыжусь этого. В конце концов она повернулась и побрела назад, так ни слова и не сказав. Я крикнул ей вслед, что, если еще хоть раз случится что-то подобное, я передам ее в руки полиции. Должно быть, я совершенно вышел из себя и представлял собой мерзкую картину. Но она не должна была писать такое обо мне и Марти. Господи, лучше бы мне умереть!
9 июля
Завтра я соберу вещи и уеду отсюда. Фрэнк Кернс исчезнет. Феликс Лейн переедет в меблированную квартиру, которую я снял в Мейда-Вейл. Надеюсь, не останется ничего, что связывает их обоих, за исключением одноглазого мишки Марти, которого я заберу с собой — трогательное напоминание. Думаю, я все предусмотрел. Деньги. Адрес квартиры, чтобы миссис Тиг пересылала мне письма: я сказал ей, что, возможно, какое-то время проведу в Лондоне или в путешествии. Она будет следить за коттеджем во время моего отсутствия. Не знаю, вернусь ли сюда когда-нибудь. Наверное, мне стоит продать дом, но мне этого не очень хочется: продавать дом, где Марти был так счастлив. Но что я стану делать… потом? Что делает убийца, закончив свое дело? Неужели он снова принимается за сочинение детективных рассказов? Скорее, после сильнейшего напряжения у него начинается упадок духа. Ладно, на сегодня достаточно об этом гадать.
Начинаю чувствовать, что развитие событий выходит из-под моего контроля. Для такого вечно колеблющегося и рефлекторного типа, как я, единственный способ что-то совершить — это организовать все таким образом, чтобы обстоятельства сами подталкивали его к действию. В древних изречениях типа «сжечь все корабли» и «перейти Рубикон» явно заложен глубокий смысл: думаю, Цезарь тоже был невротиком. Да и вообще гамлетовская рефлексия свойственна большинству великих деятелей, взгляните на Т. Е. Лоуренса.
Я просто боюсь думать о том, что связка Лена-Джордж может завести меня в тупик: страшно даже представить, что тогда придется начинать с самого начала. А тем временем мне предстоит еще куча дел. Я должен создать личность Феликса Лейна для самого себя: его родителей, его характер, историю его жизни. Я должен полностью перевоплотиться в Феликса Лейна, в противном случае Лена или Джордж заподозрят недоброе. К тому времени, когда я этого добьюсь, моя борода достигнет совершеннолетия, и тогда я нанесу свой первый визит в компанию «Бритиш регал филмс инк.». До того момента вести дневник не буду. Мне кажется, я выработал правильную тактику уцепиться за Лену. Интересно, понравится ли ей моя борода — один из героев Хаксли уверял, что мужская борода действует на женщин возбуждающе — проверим, прав ли он.
20 июля
Какой день! Впервые отправился на киностудию. Куда охотнее попал бы в ад или в сумасшедший дом! Головокружительное возбуждение, кромешный ад и фантастическая искусственность во всем: все представляется как в двухмерном кошмаре — люди уже не кажутся созданными из костей и плоти, они не более чем движущиеся тени. И над всем веет страшное видение: если это не электрокабель, то — ноги одного из скопища фантастических существ, которые сидят здесь целыми днями, шевеля хищными щупальцами — как зловещие и жалкие создания Дантова преддверия ада.
Но лучше расскажу все по порядку. Меня встретил Кэллехен, парень, которому меня представил Хоулт, — с очень бледным, худым, словно изнуренным лицом и со странным фанатичным блеском в глазах; очки в роговой оправе, серый джемпер с высоким воротом, вельветовые брюки; весь какой-то грязный, неопрятный и издерганный — настоящая карикатура на киноадминистратора. Профессионал и деятельный человек до кончиков пальцев (которые у него темно-желтые — он сам скручивает себе сигареты и, пока курит одну, начинает свертывать следующую — самые беспокойные пальцы, которые я когда-либо видел).
