Но вдовица смотрела на фото, и по щекам ее текли слезы.
Кроме своего мужа на снимке она никого и ничего не хотела замечать.
– Гуля… – шептала она.
– Так кто с ним рядом? – напомнил Маркиз.
– Понятия не имею! – ответила Анфиса обычным
голосом. – В жизни его не видела!
– Ну-ну, – вздохнул Леня, забирая из ее рук фотографию, –
значит, я сейчас пойду, вы тут потихоньку порядок наведите. Только очень прошу
вас, ничего не выбрасывайте! Кстати, – он остановился, пораженный
тревожной мыслью, – бумаги вашего мужа? Они все сохранились?
– В-все… – пробормотала она, стыдливо отводя
глаза, – я их убрала на антресоли…
Маркиз до боли в груди посочувствовал неизвестному Гуле.
Ведь наверняка выбросила что-нибудь нужное, бестолковая баба! И как это в ней
уживаются страстная любовь к покойному мужу и совершенно патологическое желание
избавиться от его вещей? Хоть бы сорок дней подождала, не говоря уж о годе!
– Фотографию я, с вашего разрешения, пока
заберу, – сказал он голосом, не терпящим возражений, – потом верну.
– Значит, вы решили мне помочь? – радостно
воскликнула Анфиса.
– Пока ничего не обещаю, – поморщился
Маркиз, – но подумаю. Но вы ничего не предпринимайте, не вздумайте
заниматься самодеятельностью и похищать чужих собак! Вас тут же вычислят и
отправят в милицию! Или физиономию разукрасят!
– Хорошо, не буду, – покорно прошептала Анфиса.
– Да, вот еще что, – вспомнил Леня уже у
двери, – я хотел спросить, отчего это вы не в трауре?
– Что? – встрепенулась Анфиса.
– Отчего вы не носите траур? Все-таки любимый муж
погиб…
– Мне совершенно не идет черное, – с неожиданной
откровенностью заявила безутешная вдова, – в черном платье я со своим
армянским носом и этой гривой волос выгляжу взъерошенной вороной, которая
только что потеряла свой сыр…
Леня представил ее в черном и согласился, что зрелище будет
не трагическое, а комическое.
Дома Леня застал Лолу, с сосредоточенным видом роющуюся в
платяном шкафу.
– Что это ты делаешь? – миролюбиво спросил он,
определив по той части Лолы, которая была видна, что ее хозяйка находится не в
самом лучшем настроении.
– Собираю твои вещи, – раздалось из шкафа, –
ты ведь переезжаешь к этой похитительнице собак!
– Не валяй дурака, – Маркиз опустился на диван и
вытянул гудящие от усталости ноги, – хватит с меня на сегодня этих дамских
штучек! Ох и утомительный же вы народ!
– Не смей сравнивать меня с этой… с этой… с этим
ходячим армянским радио! – закричала Лола, полностью появляясь из
платяного шкафа. – Удивляюсь я тебе! Да не просто удивляюсь, а даже не
могу никак назвать твое поведение! Эта ненормальная среди бела дня похитила
твою собаку…
– Твою собаку, – отважился напомнить
Маркиз, – ты ведь всегда утверждаешь, что собака – твоя, а кот – мой. И
только попугай Перришон у нас общий.
– И что ты в ней нашел? – продолжала удивляться
Лола. – Конечно, бюст! Я всегда знала, что ты неравнодушен к особам, которые
вместо лифчиков носят чехлы от военно-транспортных самолетов… и эти черные
глаза… «очи черные». Но ее волосы! Их же запросто можно использовать вместо
колючей проволоки! Как раз хватит, чтобы огородить средних размеров
стратегически важный объект. Ни один диверсант не пролезет!
Разумеется, Лола говорила все это не всерьез, выступала
просто, что называется, из любви к искусству. На самом деле она ни капельки не
волновалась – знала, что никаким амурным интересом в данном случае и не пахнет.
Если бы она действительно заподозрила неладное – только, конечно, не с этой
жуткой носатой брюнеткой не первой молодости, – то вела бы себя совсем
иначе.
– Ну-ну, – подстроился под Лолин тон
Маркиз, – только, дорогая, не ревнуй так сильно…
– А что, у меня есть повод? – осведомилась
Лола. – Так к кому я должна ревновать – к неутешной вдовице или к ее
черномазой пуделице? Тоже, та еще корова, верно Пу И?
Но Пу И дал понять, что вовсе так не считает, и Джульетта
очень ему понравилась. После его возвращения в лоно семьи Лола на всякий случай
тщательно вымыла его специальным собачьим шампунем, расчесала шерстку, скормила
полкоробки орехового печенья, и теперь песик лежал на специальной подушке и
принимал соболезнования от кота и попугая, изредка посматривая на них хитрыми
глазками-бусинками.
– Ну ладно, – сдалась Лола, – раз все против
меня, то действуйте как хотите!
– И ты не будешь мне помогать? – протянул Маркиз.
– Что значит «помогать»? – мгновенно насторожилась
Лола. – Ты хочешь сказать, что поверил этой ненормальной, что ее муж жив,
и подрядился его найти его и вернуть неутешной женушке?
– В некотором роде, – смущенно пробормотал Леня и
продолжал увереннее: – Если бы ты видела этого козла, горе-детектива! Ведь это
просто обираловка, мошенничество чистой воды!
– Да ну? – Лола насмешливо подняла бровь. – С
каких это пор слово «мошенничество» стало для тебя ругательным?
– Ну знаешь! – Леня не на шутку обиделся. –
Тебе ли не знать, что я никогда не обманываю вдов, сирот, работников бюджетной
сферы и малоимущих пенсионеров! И вообще, имею дело исключительно с богатыми
людьми, а то с бедными работать – себе дороже обойдется! Беспокойства уйма, а
доход небольшой!
– Но послушай, – Лола приняла серьезный
вид, – в мире все время происходят страшные и несправедливые вещи! В
Новороссийске – смерч, в Донбассе – шахтеры бастуют, в Израиле – теракты, в
Эфиопии – дети голодают! Как ни банально это звучит, но вынуждена тебе
напомнить, что всем не поможешь. Так что пусть уж твоя вдовушка как-нибудь
переживет свою потерю, мы тут лишние.
– А при чем здесь Анфиса? – удивился Леня. –
Разве я что-нибудь говорил про нее? Ты все время перебиваешь и не даешь мне
сказать! Во-первых, я получил некоторые доказательства, что вдовушка пока что
не сошла с ума от горя и не страдает галлюцинациями и видениями. У нее в
квартире действительно кто-то бывает. Я не говорю, что это – покойный муж, но
какой-то человек открывает двери своим ключом и шарит по дому в поисках
непонятно пока чего. Собака его не трогает, впрочем, она вообще, кажется,
никого неспособна тронуть.
– Этой Анфисе добермана бы завести!
– А во-вторых, – продолжал Маркиз, показывая
фотографию Лоле, – посмотри внимательно и скажи: кто это? То есть один из
них – это Георгий Птичкин, муж нашей страдалицы. А второй?
– Не может быть… – Лола удивленно всматривалась в
выцветший черно-белый снимок, – ведь это же… Модестов! Только молодой
совсем…
– Умница! – обрадовался Леня. – Сразу узнала
знаменитого театрального режиссера!
– Еще бы мне не узнать! – фыркнула Лола. – Ты
забыл, кто я по призванию и по образованию? Я – актриса! И мне ли Алексея
Модестова не знать!
