– Поэтому ты предпочитаешь рисковать моей
жизнью! – возмущенно пробурчала Лола.
– Тебе совершенно ничего не грозит! И вообще, бери
пример с него, – Маркиз указал на третьего участника сцены, который молча
сидел в глубоком кресле, не издавая ни звука, – вот кто больше всех
рискует, а ведь не жалуется и не качает права, как некоторые!
– Вот и работай с ним! – фыркнула Лола,
покосившись на молчаливого свидетеля их перебранки.
– Он кофе варить не умеет, – жалобно проговорил
Леня, – а ты очень хорошо варишь! Лолочка, свари еще кофейку, а то в сон
клонит – просто ужас какой-то!
– Ты что, думаешь, если загримировал меня под Анфису,
так я тебе и кофе сварю, как она? Хвалил ее кулинарные способности – вот к ней
и обращайся!
– Где же я ее возьму? – Леня тяжело вздохнул и
направился на кухню. – Придется самому варить, раз уж ты не в настроении!
Он включил кофемолку, мелко смолол ароматные зерна, засыпал
их в медную джезву и поставил ее на огонь.
Подходил к концу второй день их пребывания на даче
Птичкиных, и совершенно ничего не происходило. Накануне они с Лолой нервничали,
вздрагивали от каждого шороха, то и дело вглядывались в окна и принимали каждую
тень, каждого человека, прошедшего по дороге мимо забора, за таинственного
убийцу, но ко всему привыкаешь, и им надоело волноваться. На второй день своей
засады они стали гораздо спокойнее, Маркиз перелистывал старые журналы, Лола
вспоминала драматические монологи из когда-то сыгранных спектаклей, да время от
времени они лениво переругивались. Джульетта большую часть времени мирно
посапывала под креслом. Как у всякой дамы в интересном положении у нее
чередовались периоды сонливости и нервного возбуждения.
Леня выпил еще одну чашку кофе, то ли шестую, то ли седьмую
за этот день, но она совершенно его не взбодрила.
Он вернулся в комнату и снова раскрыт журнал.
– А еще тут пишут, что в двухтысячном году у каждой
семьи будет свой собственный летательный аппарат… Хоть маленький, но свой!
Лолочка, у тебя есть летательный аппарат?
– На что это ты намекаешь? – повернулась к нему
Лола. – Это у Анфисы твоей личное помело, на шабаш летать!
– Ну такие летательные аппараты у большей части женщин
еще в средние века были, – протянул Леня, – прогресс тут ни при чем!
– Ну что, – Лола поглядела на часы, – долго
еще мы будем тут воду в ступе толочь?
– Часов до десяти надо подождать, – ответил Леня,
переворачивая журнальную страницу, – нужно довести дело до конца…
– Признайся уж, что эта идея с самого начала была
идиотской! – Лола снова начала накаляться. – Два дня сидим в этой
мышеловке, изображая кусок сыра… Любой сыр за это время зачерствел бы! А твоя
обожаемая Анфиса сейчас наверняка плещется в ванне с ароматной пеной…
У, ворона! А нам здесь приходится торчать в антисанитарных
условиях! Ванну на даче сделать не могла, швабра старая!
– Лолочка, – проговорил Леня примирительно, –
твои ревнивые нотки совершенно неуместны и даже оскорбительны! Как ты могла
подумать, что я могу заинтересоваться такой женщиной?
– Ага, а сам на ее бюст пялился! – воскликнула
Лола, но тут же опомнилась: – При чем тут ревность? Ревность тут абсолютно ни
при чем! Мы с тобой что, муж и жена? Мы с тобой – сотрудники… Тьфу, соратники…
Или напарники… Ну или компаньоны…
– Напарник, а кто будет готовить ужин?
– Ну ладно, так и быть, – Лола встала и двинулась
на кухню – так и быть, посмотрю, что там можно приготовить!
– Только недолго, – Леня открыл следующий
журнал, – представляешь, а здесь пишут, что в двухтысячном году у каждой
семьи будет свой персональный кухонный робот!
– Вот пусть тебе робот и готовит ужин, –
огрызнулась Лола, – а вообще, я думаю, что они имели в виду жену.
Лола открыла морозилку. Вообще говоря, она давно уже не
готовила сама и почти разучилась это делать, но для Лени она готова была на
многое. На многое, но, конечно же, не на все.
Действительно, не чистить же сейчас овощи! Руки после них не
отмоешь! И рыба – она так пахнет!
Лола отложила в сторону вакуумную упаковку форели и
остановила свой выбор на готовых отбивных, которые достаточно было положить в
микроволновку и разогреть. Она вскрыла упаковку острым, лазерной заточки ножом,
выложила отбивные на тарелки и поставила в печь.
Решив, что совершила как хозяйка очень большое усилие,
граничащее с подвигом, она поставила таймер микроволновки на десять минут и
пошла в кладовку выбрать бутылку вина к ужину.
Дело в том, что на даче у Птичкиных было очень много
замечательного домашнего вина. Георгий Андреевич, как настоящий прирожденный
химик, не мог остаться равнодушным к самому традиционному разделу прикладной
химии – виноделию и самогоноварению. Если его великий предшественник Менделеев
сделал неоценимый вклад в производство водки, так что его даже увековечили на
этикетке одного из популярных сортов, то Птичкин специализировался на
изготовлении вина из подручного сырья – садовой малины, смородины, крыжовника и
яблок.
Накануне, в первый день ожидания, Лола и Маркиз
продегустировали разные виды домашней продукции выдающегося химика, и самое
сильное впечатление на Лолу произвело замечательное малиновое вино, точнее, не
вино, а наливка, не уступавшая по вкусовым качествам горячо любимым Лолой
знаменитым ирландским сливочным ликерам.
Правда, Леня настаивал на том, что им нужно сохранять свежую
голову, и они дегустировали домашние вина буквально наперстками. Теперь же Лола
решила, что с засадой у них вышел полный облом, и поэтому вполне можно выпить
побольше замечательного малинового вина. Она взяла с полки темную, слегка
запыленную, как в настоящем винном погребе, бутылку, осторожно обтерла с нее
пыль и направилась в комнату.
– Отбивные будут готовы через десять минут! – проговорила
она с порога.
Леня ничего ей не ответил.
В первый момент Лола не почувствовала беспокойства. Она
неторопливо шла по чуть поскрипывающему крашеному дощатому полу, сжимая в руке
тяжелую прохладную бутылку, и предвкушала тихий спокойный ужин, неторопливый
разговор…
И вдруг, в вечерней полутьме, постепенно заливавшей комнату,
она увидела журнал на полу.
Лола не видела от дверей третьего, терпеливого и
неразговорчивого участника засады, который сидел в глубоком кресле спиной к
ней, но журнал, который он только что держал в руке, валялся на полу.
Может быть, он просто уронил его?
Может быть, но сердце Лолы бешено забилось, она напряглась,
тверже сжала в руке тяжелую бутылку, крадучись обошла тяжелое кресло.
Худощавая мужская фигура безвольно полулежала в кресле,
уставившись в потолок широко открытыми неживыми глазами. Горло было от уха до
уха располосовано огромной, аккуратной, как хирургический разрез, раной.
