– А большая раньше у вас семья была? –
осведомилась Лола, боясь, что старушка сейчас отвлечется на застарелые
коммунальные распри и станет жаловаться на соседей.
– Большая… По тем меркам обычная – отец, мать, детей
трое… Ну конечно, еще няня в доме жила, и прислуга…
– Кухарка?
– Нет, милая, кухарки отдельно не держали. –
Старушка поджала губы. – Это теперь норовят и кухарку, и горничную, и
детям гувернантку, и охранников кучу наймут! А толку-то… чуть не каждый день по
телевизору говорят, что какого-то нового русского убили…
– Ну, не будем про плохое вспоминать. – Лола
внимательно следила, чтобы разговор шел в нужном направлении. – Вы про
семью расскажите, как до революции жили?
– О, семья у нас непростая была! – оживилась
старушка. – Когда мимо моего дома пройдете – дом восемь, там доска
мемориальная висит, что в этом доме жил профессор Ильин-Остроградский. Так вот
это мой дедушка! – Старушка с гордостью посмотрела на Лолу, радуясь
произведенному эффекту.
– Что вы говорите? – Лола всплеснула руками, что
от нее и требовалось. – Ну надо же! Расскажите подробнее!
И слова полились из Елизаветы Константиновны мощным потоком.
Беседа текла ровно и неторопливо, как река по равнине. Старушка никуда не
спешила, собаки внизу были увлечены пирожными и друг другом, Лола же следила только
за тем, чтобы старушка не уклонялась от нужной темы и не сворачивала в сторону.
Но, как она поняла вскоре, ничто не могло отвлечь Елизавету Константиновну от
самой важной для нее темы – своей семьи.
– Дедушка был ученым – исследователем древних народов
Африки. Он читал лекции в университете, но специфика его работы заключалась в
том, что нужно было много путешествовать. Сами понимаете, народы Африки в
России никак не найдешь. Дед много ездил, привозил кроме материалов разные
редкости – негритянские маски, шаманские амулеты из зубов диких зверей,
языческих божков из эбенового дерева, наконечник негритянского ассегая. Мама
говорила, что раньше в коридоре стояла вырезанная из черного дерева фигура бога
Мабуту и они с сестрой очень боялись ее, особенно вечером, когда темно.
– У вашей мамы были еще?…
– Еще две сестры, – с готовностью ответила
Елизавета Константиновна, – старшая и младшая, Анна и Татьяна.
– Наверное, и в то время вашей бабушке было трудно с
тремя детьми, тем более что муж долгое время отсутствовал… – кинула Лола
реплику.
– Дорогая моя, вы смотрите прямо в корень! –
Старушка воскликнула это так громко, что пуделица Дези высунула голову из-под
стола. Выглядела она что-то слишком уж довольной, так что Лола даже
забеспокоилась – что они там с Пу И делают?
– Вы совершенно правы! – продолжала
старушка. – Мама рассказывала, что помнила своего отца урывками. Он
пропадал где-то по полгода, потом приезжал – загорелый, незнакомый… Впрочем, он
ведь умер, когда маме было семь лет, а ее сестре Тане и того меньше – четыре
года. Да, бабушка осталась одна с тремя детьми. От отца остались какие-то
средства, ей платили пенсию на детей, но жили небогато, даже пускали жильцов. А
потом… ну, сами понимаете, квартиру отобрали и все стали бедными, никто не
выделялся.
– И что же было дальше? Как сложилась судьба
семьи? – В голосе Лолы звучал неподдельный интерес.
– Бабушка говорила, что над нашим семейством тяготеет
какой-то рок. То есть не то чтобы рок, но от отца детям достались такие гены,
что их все время тянет куда-то. Они ведь даже ссорились с дедом, он был гораздо
старше бабушки, она вышла замуж совсем молодой. И вместо спокойной обеспеченной
жизни получила полное одиночество при живом муже. Ладно, был бы какой-нибудь
молоденький вертопрах! Так нет, солидный человек, старше ее на пятнадцать лет.
И вот, ничего не мог с собой поделать. Сам говорил, что внутри него сидит
какой-то чертик, который тянет и тянет его путешествовать! И ведь дочери
унаследовали эту его черту – кроме моей мамы. Она-то как раз прожила всю жизнь в
нашей квартире и выезжала только на дачу в Мельничный Ручей.
– Хотите еще кофе? – перебила Лола.
– Хочу! – с энтузиазмом согласилась старушка.
Из-под стола доносилась какая-то странная возня, Лола сочла
за лучшее туда не заглядывать.
– Начну по порядку, – заговорила Елизавета
Константиновна, – мамина старшая сестра Анна обстригла волосы, переоделась
мальчиком и в тысяча девятьсот четырнадцатом году нанялась юнгой на корабль, то
есть сбежала из дому, потому что бабушка, естественно, не одобрила бы такого поведения.
Но дедушкин чертик сделал свое черное дело.
– И вы никогда про нее больше не слышали?
– В семнадцатом году один человек… Вася Миклашевский,
то есть Василий Петрович Миклашевский, дедушкин ученик и соратник, он вернулся
в Россию и сказал, что совершенно случайно видел Анну в Марселе. Но он не успел
с ней поговорить, так что ни в чем не был уверен.
– Она не писала матери и сестрам?
– Нет, ни одного письма, – вздохнула Елизавета
Константиновна, и Лола поняла, что то самое письмо, которое вышедшая замуж Анна
послала родным, попросту до них не дошло.
– Так что про Анну мы так ничего и не узнали
никогда, – вздохнула Елизавета Константиновна. – Но бабушка говорила,
что сердце ей подсказывает, что Анна жива и все у нее хорошо. Хотя характер был
у Анны непоседливый, человек она в общении была легкий, никогда не унывала и
везучая была страшно. Так что нашла, верно, свою судьбу, не вечно же матросом
плавала.
«Это точно», – подумала Лола, вспомнив все, что ей было
известно об Анне Лоусон.
– Так и жили, – вздохнула старушка, – все в
одной комнате – мама с папой, мы с братом, и бабушка за шкафом. Комната хоть и
большая, но сами представляете, каково это – всем вместе. Но никогда не
ссорились. Отец мой был… Ну скажем так, человек малообразованный. Помню я как-то
разговор подслушала бабушки с мамой, что он, мол, хоть нам и не ровня – из
деревни, но человек неплохой – добрый, детей, то есть нас, любит… И к ней, надо
сказать, к бабушке, отец хорошо относился – уважал за грамотность и культуру…
Война всех разметала. Отец на фронте погиб, бабушка здесь умерла в блокаду. Я
этого не помню – нас с братом эвакуировали за Урал. Мама в сорок четвертом году
за нами приехала…
– У вас брат был? – Лола возобновила допрос.
– Да, Левушка… так мы в детстве дружили… – Голос у
Елизаветы Константиновны дрогнул, и она надолго замолчала.
Лола понимала почему – она-то знала, что брат Елизаветы
Константиновны умер. Однако следовало срочно заняться остальными
родственниками, а то как бы старуха не спохватилась, что раскрывает душу
совершенно незнакомому человеку и не сбежала домой, прихватив свою
очаровательную пуделицу. Кстати, что-то там под столом подозрительно тихо.
Лола осторожно отогнула край скатерти. Пу И лежал на боку с
выражением живейшего блаженства на мордочке, а Дези старательно облизывала ему
уши. Чихуахуа недовольно покосился на Лолу – какого, мол, черта тебе здесь
нужно, так что она даже слегка приревновала свое сокровище к наглой навязчивой
пуделице. Несомненно, Дези очень хорошенькая и отлично воспитана, но нельзя же
все-таки так необдуманно увлекаться первой попавшейся смазливой сучонкой! Лола
решила дома серьезно поговорить с Пу И, а пока продолжила беседу со старушкой
самым задушевным тоном:
