– Вы ничего не говорите о третьей сестре вашей мамы –
Татьяне. Она тоже унаследовала от вашего знаменитого деда ген непоседливости и
«охоты к перемене мест»?
– О, в полной мере! – усмехнулась старушка. –
И еще ужасный своенравный характер. Конечно, я этого не помню, я вообще никогда
не видела свою тетку, она уехала из дома, когда я была совсем маленькой. Помню,
как сильно кричали все, а потом бабушка долго плакала…
– Что же случилось? – заинтересованно спросила
Лола, готовая в случае отказа старушки отвечать применить метод кнута и
пряника, точнее – только пряника, то есть взять Елизавете Константиновне третью
чашку кофе.
– Вы не поверите! – Пожилая дама и не собиралась
останавливаться на половине рассказа. – Вы не поверите, милая, что
случилось! Татьяна, младшая сестра моей матери, не нашла ничего лучше, чем
поступить в ЧК!
– Что-о?
– Вот именно, дорогая, вот именно! – старушка
воскликнула это так громко, что девушка за стойкой оглянулась и посмотрела
неодобрительно, после чего сделала погромче радио – какую-то «Европуплюс» или
«Радио-максимум».
Елизавета Константиновна тотчас опомнилась и продолжала
трагическим шепотом, оглядываясь и округлив глаза:
– Да, именно так все и было! Я, конечно, по младости
лет ничего тогда не понимала, но потом, уже после войны и смерти бабушки, когда
я была взрослая, мама рассказывала всю эту историю в подробностях.
И, поскольку Лола была вся внимание, старушка набрала
побольше воздуха и заговорила:
– Таня с детства была очень своевольной и не признавала
ничьих авторитетов. Правда, когда начались все эти неприятности – это бабушка
Софья Николаевна так называла революцию и гражданскую войну, она еще анекдот
рассказывала: «Встречаются двое старух „из бывших». „О, у ваших соседей я
слышала, прибавление семейства. Кто же родился?» – спрашивает одна.
„Мальчик», – отвечает другая. „И как же его назвали?» Вторая старуха
надолго задумывается: „Кажется, что-то революционное… ах да! Орест!»«
И Елизавета Константиновна заразительно захохотала. Лола для
приличия улыбнулась, а сама подумала, что если бабуля начнет рассказывать
анекдоты, то можно и до вечера тут просидеть, что совершенно не входит в ее,
Долины, планы. Да и Пу И что-то уж очень увлекся ласками серебристой пуделицы.
А вдруг будут дети? Да нет же, если бы Дези была в таком опасном состоянии,
старуха ни за что не спустила бы ее с поводка. Интересно, на что похожи щенки
от чихуахуа и пуделя? Наверное, выглядят кошмарно!
«Господи, что за чушь лезет в голову! – оборвала свои
мысли Лола. – Слава Богу, у меня мальчик и в подоле щенков не принесет!»
– Так вот, Тане не было еще и десяти лет, когда
случилась революция. Ее юность пришлась на двадцатые годы. Она очень прониклась
идеологией большевизма, вступила даже в комсомол. Училась, правда, она хорошо,
все ей легко давалось. Бабушка очень хотела, чтобы она поступила в университет,
но Татьяна после школы по путевке комсомола попала в ЧК. Можете себе
представить – в нашей семье – чекист! Это при том, что очень многих бабушкиных
знакомых тогда, в то тяжелое и жестокое время – ну… вы понимаете… Хотя что вы
можете понимать, – вздохнула старушка, – вы ведь такая молодая…
Лоле стало скучно. Она злилась на Маркиза за то, что
заставил ее тащиться на Пушкарскую улицу и выслушивать бредни выжившей из ума
старухи. Она злилась на австралийского Билла Лоусона, которому втемяшилось в
голову разыскать русских родственников. На фига вообще это нужно! Кому и когда
была от родственников польза! Они сползаются только на свадьбы и похороны. Лола
уверена, что если, не дай Бог, старуха, сидящая перед ней, завтра окочурится,
тут же на свет Божий выползут десятки родственников! Кстати, нужно будет иметь
эту мысль в виду на крайний случай.
Еще Лола злилась на Лангмана за то, что подсунул им такую
работенку, и на себя за то, что не сумела от нее отвертеться.
– Короче говоря, в семье был жуткий скандал! – как
ни в чем не бывало продолжала старуха свой рассказ. – Мама говорит, что
она единственный раз в жизни видела бабушку в такой ярости. Но у Татьяны, как я
уже говорила, был твердый характер. Если она вбила что-то себе в голову, то
никто, даже родная мать, не мог ее остановить!
– И как же она поступила?
– Разумеется, она ушла из дома. А потом вообще уехала
из Ленинграда. Было это в двадцать седьмом году, ее послали в Среднюю Азию
усмирять остатки басмачей. Письма приходили очень редко, она прислала только
одну фотографию – в кожанке и с револьвером. Потом началась ликвидация
кулачества, мама с бабушкой читали в газетах ужасные вещи. От Татьяны приходило
несколько строчек раз в полгода – жива-здорова, и все. Но по обратному адресу
бабушка поняла, что Таня на Украине. Дальше письма вообще перестали приходить,
а потом, уже после моего рождения, году в тридцать пятом, только я, разумеется,
этого не помню, вдруг пришло большое письмо о том, что у Тани родилась дочка.
– Да что вы говорите? – обрадовалась Лола, чуть не
заснувшая от бесконечных воспоминаний старухи. – Значит, у вас есть
двоюродная сестра?
– В том-то и дело, что нет, – огорчила ее
Елизавета Константиновна. – Но я уж по порядку.
«О Господи! – мысленно вздохнула Лола. – Убью
Леньку!»
– Татьяна написала, что родила дочку и живет теперь в
маленьком городке Улыбине у матери своего мужа. Где муж, кто такой, не
написала, только имя – Куренцов Павел. Девочку назвали Ларисой. И адрес был
обратный в письме, на имя Алевтины Егоровны Куренцовой.
– Ну и память у вас, – польстила Лола, – так
давно все это было, а вы все помните…
– Это, милая, история семьи, – наставительно
ответила старуха, – это надо помнить. Вот так, а в тридцать седьмом году
бабушку вызвали в НКВД. И очень грубо спрашивали, что она знает о своей дочери
Татьяне. Бабушка твердо отвечала, что ничего не знает, что ни разу с двадцать
седьмого года не видела дочь и понятия не имеет, где та сейчас. А сама по
некоторым недомолвкам поняла, что Татьяну арестовали. Тридцать седьмой год –
мели всех подряд! Органы чистили в первую очередь…
– За что боролись, на то и напоролись, – тихонько
сказала Лола, но старуха услышала.
– Трудно судить их, ведь Татьяна была маминой сестрой…
Бабушка прибежала домой и сожгла все Танины письма, оставила только фотографию
– ту, в кожанке. А когда прошло полгода и все утихло, она поехала в город
Улыбин и по адресу, который помнила наизусть, нашла там дом Куренцовой Алевтины
Егоровны. Она спрашивала о девочке, о Ларисе, и представилась матерью Татьяны.
Но старуха встретила ее очень неприветливо и сказала, что Лариса умерла от скарлатины
несколько месяцев назад. Больше ни на какие вопросы она отвечать не стала и
буквально вытолкнула бабушку из дома.
– Печальный конец истории, – с облегчением сказала
Лола.
– Если быть до конца честной, то это не конец, –
задумчиво протянула Елизавета Константиновна.
