– Перед такими рекомендациями трудно устоять… – протянул
толстячок. – Если бы у вас нашлась еще одна такая же, я, наверное, смог бы
закрыть глаза на некоторое нарушение принципов…
Леня положил сверху третью купюру, и все три бумажки
мгновенно испарились.
Портье приблизил губы к Лениному уху и прошептал:
– Вы обознались. Это не герр Штукенштакер из Гамбурга.
«Издевается он, что ли?» – подумал Леня.
Но толстячок, выдержав небольшую паузу, продолжил:
– Этот господин предъявил документ на имя Джорджа
Аллена Камински из Мельбурна.
– А в какой номер вы поселили мистера Камински?
Портье задумчиво пожевал губами, прикинул, достаточно ли
заплатил клиент за такую информацию и наконец чуть слышно прошептал:
– Одиннадцатый номер, на втором этаже слева. – И,
сделав небольшую паузу, добавил: – Мистер Камински поскупился на чаевые, в
противном случае вам не помогли бы никакие рекомендации.
Портье из «Голландского домика» вряд ли соблазнился бы
щедрым гонораром незнакомца, если бы знал, что этот самый незнакомец предпринял
после их плодотворной беседы и какими неприятностями его действия обернутся для
небольшого и тихого частного отеля.
Простившись с портье, Маркиз вышел на улицу и некоторое
время разглядывал окна «Голландского домика». Наконец он что-то удовлетворенно
пробормотал под нос и сел в машину. Мотор яростно взревел, и Леня помчался к
одному хорошо известному ресторану на Васильевском острове. Там он шепотом
переговорил со швейцаром, тот внимательно, оценивающе посмотрел на Леню и
передал ему небольшой бумажный пакетик.
После этого Маркиз снова вернулся к «Голландскому домику»,
оставил машину за углом и растворился в ранних зимних сумерках.
А еще через полчаса в кабинете майора Простоквашина,
сотрудника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, раздался звонок.
– Сергей Сергеич, – вполголоса проговорил один из
лучших осведомителей майора, – есть наводка.
– Слушаю, – сдержанно отреагировал майор.
– Гостиницу «Голландский домик» на Пряжке знаете?
– Спрашиваешь!
– Номер одиннадцать, гражданин Австралии Джордж Аллен
Камински, фальшивая ксива. Крупный торговец наркотиками. Фигурант Интерпола. В
номере партия героина. Будете искать – посмотрите в комнате за окном, пакет
приклеен к раме снаружи.
Осведомитель повесил трубку на этой мажорной ноте.
Майор Простоквашин повеселел. Ему привиделись замечательные
погоны с двумя звездами. Погоны подполковника. Правда, несколько омрачало
энтузиазм майора то, что придется иметь дело с иностранцем, но, в конце концов,
это не так страшно, не прежние времена, когда из-за какого-нибудь гражданина
Верхней Вольты прилетали орлы из КГБ. Теперь иностранцев в городе полно,
пылинки с них сдувать перестали, и если бравому майору удастся лично задержать
крупного международного наркодилера, вряд ли кто-то поставит ему в вину
незначительное нарушение официального протокола…
Простоквашин свистнул свою доблестную бригаду. Добры молодцы
погрузились на две машины с «мигалками» и на всех парах помчались к
«Голландскому домику».
Улыбчивый портье при виде толпы оперативников резко
помрачнел. Он попытался убедить незваных гостей в том, что клиенты «Голландского
домика» – исключительно порядочные и законопослушные люди. Майор отодвинул его
в сторону и взлетел на второй этаж.
В дверь одиннадцатого номера осторожно постучали. Мужской
голос за дверью промычал что-то нечленораздельное. Лейтенант Куропаткина звонким
голосом произнесла:
– Обслуживание в номерах!
Как ее понял ни бельмеса не смыслящий по-русски австралиец,
неизвестно, но дверь номера распахнулась.
Бравые оперативники с топотом слоновьего стада ворвались в
номер и всей толпой набросились на рослого загорелого ковбоя. Ковбой не без
успеха пытался сопротивляться, подбив глаз одному лейтенанту и своротив скулу
другому, но численное преимущество дало себя знать, и мистера Лже-Камински
повалили на ковер, защелкнув на запястьях наручники.
Австралиец, поняв, что кулаками больше не помашешь, начал
громко качать права. Но его беда заключалась в том, что он говорил только
по-английски, а соколы майора Простоквашина – только по-русски, да и то со
словарем. Поэтому разговора у них не получилось. Блистательный майор показал
связанному и обездвиженному австралийцу огромный, поросший рыжим волосом кулак
и потребовал немедленно сдать все наличные запасы героина. Фальшивый Камински в
ответ требовал вызвать консула.
Не добившись взаимности, Простоквашин воспользовался
информацией своего надежного осведомителя и на глазах у двух растерянных
горничных, против воли исполнявших роль понятых, запустил мощную волосатую лапу
за окно и с победным криком предъявил присутствующим аккуратный пакетик из
плотной желтоватой бумаги.
На глазах у понятых он развернул пакетик, и все увидели
небольшую горку белого порошка. Майор лизнул порошок и радостно сообщил:
– Он, родимый! Героин, блин горелый!
Правда, его немного смутило удивительно малое количество
белого порошка, плохо согласующееся с имиджем крупного международного
наркодельца, каким, по сообщению осведомителя, являлся загорелый австралиец, но
он здраво рассудил, что такими деталями будут заниматься другие люди, а он свое
дело сделал: задержал преступника и конфисковал наркотик.
Лже-Камински дико завопил, что наркотик ему подбросили,
причем интересно, что хотя никто в опергруппе не владел английским языком, но
смысл его заявления тут же поняли все. Поняли, но не придали этому заявлению
совершенно никакого значения.
Героин оприходовали, горничных чуть ли не силой заставили
подписать протокол изъятия, австралийца вывели под белые руки из «Голландского
домика», и вся орлиная стая с лихим клекотом улетела восвояси.
Как только в отеле наступила тишина, улыбчивого портье
вызвал в свой кабинет директор, он же родной племянник законного владельца
«Голландского домика». Директор отеля не был голландцем, его звали Шота
Автандилович, и в гневе он был страшен.
– Ты, козел жирный! – начал Шота Автандилович
продуктивный разговор с подчиненным. Дальнейшие его выражения носили
ненормативный характер, единственное печатное слово, которое он еще несколько
раз употребил, было «козел». В конце своей душеспасительной речи Шота
Автандилович пообещал подчиненному отправить его на кухню для последующей
переработки в эскалопы и бастурму, усомнился, однако, в его вкусовых качествах
и отпустил на рабочее место обдумывать свое поведение.
Майор Простоквашин отправил австралийского гостя до утра в
камеру, сильно уступавшую по уровню комфорта номеру в «Голландском домике», и
забыл на некоторое время о его существовании, справедливо полагая, что после
ознакомления с камерой иностранец станет значительно разговорчивее.
