Керкары начали постройку подземного города. Их Мать пока лежала в коконе, образованном из слюны остальных особей, и превращалась, она выглядела как длинное твердое яйцо с небольшой дырочкой для дыхания посредине. От «яйца» шел знакомый запах ихора, напоминавший Славе о годах, проведенных в Купели.
Землю, которую керкары вынимали из своих тоннелей, многоножки оттаскивали далеко в стороны и развеивали по ветру или же спускали в озеро, отчего в воде поднималось облако мути. Слава с интересом наблюдал, как многоножки аккуратно выгрызают ходы в песчаной почве — место для постройки они нашли недалеко, километрах в трех от первоначального лагеря беглецов.
Это было плато, которое возвышалось над низменностью метров на сто, не меньше. Озеро, лес, болота находились именно в этой низменности, покрытой густой растительностью.
Впрочем, и прерия не была пустынной — в ней хорошо росли пышные травы, которые иногда скрывали человека с головой. В траве водилось множество, просто бесчисленное множество животных — от невинных существ, похожих на помесь свиньи и кролика с длинными ушами и пятачком, до опасных — леопардоподобных зверей, пятнистых, чем-то напоминающих Леру, когда она еще пребывала в своем первозданном виде мутанта.
В почве прерии керкары легко выкопали тоннели и, уйдя на глубину пятидесяти метров, разветвляли их, рыли пещеры для жилья, боковые ходы и переходы. Сильно затрудняло дело то, что Слава требовал полной конфиденциальности — ничто не должно было привлекать внимания к тоннелям многоножек, все выходы из них старались маскировать как следует.
Стены тоннелей укреплялись специальным составом из слюны многоножек и клейкой, застывающей на воздухе массы, выделяемой железами, располагавшимися на задах этих многоножек. Именно из секрета желез они сделали кокон для своей будущей Матери.
Стены тоннеля становились твердыми, как бетон, разрушить их теперь можно было только огнем лучеметов.
К концу второго дня Лера выдохлась и решила, что полностью выцедила информацию из своего местного информатора. Она оставила его на попечение охранникам и нашла Славу, который разделывал тушку кроликосвиньи. Он терпеть не мог эти охотничьи дела, но заставлял себя сдирать шкуры, резать мясо — чтобы убить время и, кроме того, приспособиться к жизни в прерии. Ему предстояло провести тут долгие, очень долгие годы, о которых он думал с тоской и печалью.
— Все готово. Я уже ввела себе в мозг знание языка, теперь твоя очередь. — Она подала Славе мкара, но землянин поморщился и кивком показал на окровавленные руки — мол, куда я возьму?
Лера кивнула и посадила робота ему на голову. Тот укоренился, выпустил тонкие щупальца-нити в голову перцепиента, и через секунду Слава почувствовал что-то вроде ментального давления — робот перекачивал в него свою базу данных. Слава продолжал разделывать зверька, и когда мкар, снова «умерший», освободил его от своего присутствия и упал рядом, он уже знал о языке Геранга все, что нес мозг Орланда.
Через час, поедая куски сочного мяса, пожаренные на деревянных шампурах, они с Лерой обсуждали ее дальнейшие действия.
Уходить она собиралась на следующий день, утром, с рассветом, чтобы пройти за день как можно большее расстояние. Земляне вяло обсуждали повседневные проблемы, готовились к расставанию и долгой разлуке. За эти годы они очень редко оставались друг без друга, и мысль о том, что супруги не увидятся много месяцев, приводила их в очень печальное расположение духа.
У Леры глаза вообще были на мокром месте, похоже, она где-то втихомолку поплакала, потому что веки стали красны, а нос слегка распух, как будто его часто вытирали.
Слава покосился на жену и деловито спросил, желая отвлечь ее от мыслей о расставании:
— Скажи, что ты выяснила — в чем здесь ходят женщины?
— Орланд говорит, что они не утруждают себя особой формой одежды. Крестьянки часто работают голыми, чтобы не портить платье. Если, конечно, позволяет погода — нет дождя или палящего солнца. Воительницы ходят в чем-то вроде коротких юбок-килтов и топиков, в холод набрасывают плащи. Впрочем, холодом у них называется температура в двадцать градусов. Против нынешних двадцати пяти — тридцати это прямо-таки ужасающий холод. А так — юбки, перевязи для мечей, ножей, метательного и пихательного оружия, какового у них необычайное множество. Щитов они не применяют — считается, что противоречит доблести. Как и доспехи. Есть и луки со стрелами и что-то вроде самострелов, но точнее не знаю. Про одежду? Ну да — часто ходят с обнаженной грудью, но если она слишком большая, мешает бою или стрельбе, перетягивают чем-то вроде кушака, особым образом перевязывая его через плечи. Получается этакий топик. Я не видела, но представляю, что это такое. Нижнего белья нет. В женские дни они просто перевязываются какой-то тряпкой. Вот и вся гигиена. С крылышками. Брр… хорошо, что для меня этот этап уже пройден, — сказала Лера, грустно глядя в пространство.
Слава посмотрел в ее печальные глаза и промолчал.
— Прически носят очень короткие — так что я со своим «бобриком» не буду выделяться. Мужчины здесь отращивают длинные волосы, как земные неформалы, а женщины короткие. Ну что еще… обувь! Ну, я вроде сказала уже — кожаные сандалии, сапоги, которые пришнуровываются ремнями к ногам.
— И как же ты пойдешь в этих остатках шорт? — усмехнулся Слава. — С голой грудью, в драных кроссовках. Как тебя воспримут местные?
— Плохо воспримут, — невозмутимо ответила Лера, — как крестьянку, наглючую и хамоватую. И не напрасно — будет им наглючая и хамоватая.
— Не забудь, Орланда поведешь прямо на двор главе клана — мол, поймала мужчину, передаешь по месту назначения. Главное, чтобы он не сдал нас… впрочем, я попробую кое-что сделать, как только поедим.
— Хочешь промыть ему мозги? — понимающе кивнула Лера. — А получится?
— Нет. Промыть мозги означает ввести новую информацию, не похожую на прежнюю. Я постараюсь поставить блок — как только он захочет рассказать что-то о нашем прилете, о керкарах, произнести это вслух, он получит жуткий приступ боли. А боли этот фрукт действительно боится.
Уже ближе к сумеркам Слава позвал Орланда к себе. Усадил его напротив, внимательно вгляделся в его лицо — тот, как обычно, оказался напуган, но не очень. Как и всегда, парень почему-то боялся Леру больше, чем Славу, хотя Слава и был в два раза массивнее.
Все-таки у него мужчины ассоциировались со слабостью, мягкостью, добротой. А вот если он так реагировал на миленькую и аккуратную Леру, что же должны были там творить женщины, думал иногда Слава.
Землянин для большего эффекта вошел в транс и коснулся ментальным щупом мозга своего пленника.
Первое, что он нашел — мысли этого парнишки о том, что нужно сдать пленивших его при первой же возможности и выторговать себе отмену наказания. Он собирался, как только прибудет с Лерой в селение, или, скорее, небольшой город, именуемый Груст, сдать свою спутницу главе клана, выложив животрепещущую информацию.
