– И не вешай нам лапшу на уши, Вильгефорц. Ты
пользуешься Риенсом и его шкатулкой не из-за навала занятий, а из страха перед
армией чародеев, твоих былых дружков по Капитулу, сканирующих весь мир в
поисках следов магии с твоим алгоритмом. Если б ты попытался телепортироваться,
они б тебя засекли мгновенно.
– Ах, какие поразительные знания!
– Мы не были представлены друг другу. – Бонарт
достаточно театрально склонился перед серебряной коробочкой. – Но
получается, что по вашему поручению и получив от вас соответствующие
полномочия, господин чернокнижник милсдарь Риенс обещает девушке мученичество?
Я не ошибаюсь? Даю слово, эта девица с каждой секундой становится все
значительнее. Оказывается, она потребна всем.
– Мы не были представлены, – сказал из коробочки
Вильгефорц, – но я знаю вас, Бонарт, Лео Бонарт, и вы удивитесь, насколько
хорошо. А девушка действительно важна. Как ни говори, она – Львенок из Цинтры,
Старшая Кровь. В соответствии с предсказаниями Итлины ее потомкам предстоит
править миром.
– Поэтому она вам так нужна?
– Мне нужна только ее плацента, детское место. Когда я
извлеку из нее детское место, остальное можете взять себе. Что это я там слышу?
Какое-то ворчание? Какие-то отвратительные вздохи и сопение? Чьи? Уж не ваши
ли, Бонарт, человека, который ежедневно изуверски истязает девушку и физически,
и психически? Или Стефана Скеллена, который по приказу предателей и
заговорщиков собирается девушку убить? Э?
«Я подслушивала их, – вспоминала Веда, лежа на нарах с
подложенными под голову руками. – Стояла за углом и чуяла. И волосы у меня
шевелились. На всем теле. Наконец-то я поняла, в какое дерьмо вляпалась».
– Да, да, – донеслось из ксеноглоза, – ты
предал своего императора, Скеллен. Не колеблясь, при первой же возможности.
Филин пренебрежительно фыркнул.
– Получить обвинения в предательстве из уст такого
суперпредателя, как ты, Вильгефорц, воистину что-то да значит. Я почувствовал
бы себя польщенным, если бы от твоих слов не несло базарной хохмой.
– Я не обвиняю тебя в предательстве, Скеллен, я смеюсь
над твоей наивностью и неспособностью предавать. Ради кого ты предаешь своего
хозяина? Ради Ардаля аэп Даги и де Ветта, князей с оскорбленной болезненной
гордостью, обиженных тем, что их дочерей император отверг, намереваясь жениться
на цинтрийке. А они-то рассчитывали на то, что именно с их родов начнется новая
династия, что именно их роды станут в Империи первыми, быстро подымутся даже
выше трона. Эмгыр одним мановением руки лишил их этих надежд, и тогда они
решили изменить ход истории. К вооруженному восстанию они еще не готовы, но
ведь можно умертвить девушку, которую Эмгыр предпочел их чадам. Собственные
аристократические ручки, естественно, пачкать не хочется, и они находят
наемного убийцу, Стефана Скеллена, страдающего избытком амбиций. Как это было,
Скеллен? Не поведаешь ли?
– Зачем?! – крикнул Филин. – И кому? Ты, как
всегда, знаешь все, великий маг! Риенс, как всегда, не знает ничего, так оно и
должно остаться, а Бонарта это не интересует…
– А тебе, как я уже сказал, похвастаться нечем. Князья
подкупили тебя обещаниями, но ты, как ни говори, достаточно умен, чтобы не
понимать, что тебе с князьками не по пути. Сегодня ты им нужен как орудие
уничтожения цинтрийки, завтра они отделаются от тебя, потому что ты – низкорожденный
парвеню. Тебе в новой империи пообещали должность Ваттье де Ридо? Да ты,
пожалуй, и сам в это не веришь, Скеллен. Ваттье им нужнее, потому что
перевороты переворотами, но секретные службы остаются. Твоими руками они хотят
только убивать, Ваттье же им потребен, чтобы овладеть аппаратом государственной
безопасности и сыска. Кроме того, Ваттье – виконт, а ты никто.
– Действительно, – надул губы Филин. – Я
чересчур разумен, чтобы не заметить этого, следовательно, сейчас я должен, в
свою очередь, предать Ардаля аэп Даги и присоединиться к тебе, Вильгефорц? На
это ты намекаешь? Но я не флюгер-петушок на башне! Если я поддерживаю идею
революции, то по убеждению и идеологии. Необходимо кончать с самодержавной
тиранией, ввести конституционную монархию, а после нее – демократию…
– Что?!
– Власть народа. Систему, в которой править будет
народ. Все граждане всех сословий и состояний через избранных в честных выборах
наиболее достойных и наиболее порядочных представителей…
Риенс расхохотался. Дико засмеялся Бонарт. Искренне, хоть и
немного со скрипом засмеялся из ксеноглоза чародей Вильгефорц. Все трое долго
хохотали, горохом рассыпая слезы.
– Хорошо, – прервал веселье Бонарт. – Мы тут
не на кукольное представление пришли, а на торг. Девушка пока что не входит в
число порядочных граждан всех сословий, а принадлежит мне. Но я могу ее
уступить. Что можете предложить, господин чародей?
– Власть над миром тебя устроит?
– Нет.
– Значит, могу предложить, – медленно проговорил
Вильгефорц, – присутствовать при том, что я буду делать с девушкой.
Сможешь посмотреть. Я знаю, такие спектакли ты предпочитаешь всем другим
удовольствиям.
Глаза Бонарта полыхнули белым пламенем. Но он был спокоен.
– А если конкретнее?
– А если конкретнее: я готов выплатить тебе твою
двадцатикратную ставку. Две тысячи флоренов. Поразмысли, Бонарт, это ведь мешок
денег, которого ты не поднимешь, понадобится вьючный мул. Тебе этого хватит на
«заслуженный отдых», веранду, голубков и даже на водку и девок, если сохранишь
разумную умеренность.
– Согласен, господин магик, – внешне беззаботно
рассмеялся охотник. – Этой водкой и девками вы поразили меня прямо-таки в
сердце. Что ж, докончим торг. Но на предложенную обсервацию я б тоже
согласился. Правда, предпочитал бы видеть, как она подыхает на арене, но и на
вашу работу ножичком тоже охотно кину взгляд. Добавьте в виде довеска.
– Уговор – железо.
– Быстренько у вас пошло, – терпко оценил
Филин. – И верно, Вильгефорц, быстро и гладко заключили вы с Бонартом
союз. Союз, который, однако, есть и будет societas leonina.
[30]
А вы ни о чем, случайно, не забыли? Светлицу, в которой сидите вы и цинтрийка,
коей торгуете, окружают два десятка вооруженных людей. Моих людей, заметьте.
