Я упреждал ведьмака, что это всего лишь видимость, что
королевская милость может обернуться своей тыльной стороной. Ведьмак слушать не
пожелал. А кто оказался прав, скоро стало ясно всем. Как только разошлась
весть, что с востока, от перевала Кламат, идет на Ангрен мощная нильфгаардская
карательная экспедиция, войско Лирии не мешкая завернуло на север, к горам
Махакама. Геральту, как нетрудно догадаться, такой финт вовсе не улыбался – он
спешил к друидам, а не в Махакам! Наивный, словно ребенок, он помчался к
королеве Мэве, намереваясь получить увольнение из армии и королевское
благословение его личных интересов. И в тот же момент окончились королевская
любовь и благожелательность, а уважение и восхищение героем Битвы за Мост
развеялись как дым. Рыцарю Геральту Ривскому холодно и твердо напомнили об его
рыцарских обязанностях перед королевой. Все еще слабую Мильву, вампира Региса и
нижеподписавшегося велено было незамедлительно включить в колонну тащившихся за
армией беженцев и штатских. Кагыр аэп Кеаллах, рослый юноша, который ну никак
уж на штатского не смахивал, был препоясан бело-голубым шарфом и включен в так
называемую вольную команду, то есть подразделение кавалерии, составленное из
хулиганов и бродяг, подбираемых на дорогах лирийским корпусом. Таким образом,
нас разделили и походило на то, что наша экспедиция зачахла – прошу простить за
вульгаризм – окончательно и бесповоротно.
Однако, как ты догадываешься, дорогой читатель, это вовсе не
был конец, более того, это не было даже начало! Мильва, узнавшая о развитии
событий, тот же час назвалась здоровой и дееспособной и первой призвала к
бегству. Кагыр сунул в кусты шарф с королевскими цветами и сбежал из вольной
команды на волю, а Геральт выскользнул из роскошных шатров первосортного
рыцарства.
Не стану разбрасываться по мелочам, а врожденная скромность
не позволяет мне чрезмерно выпячивать свои собственные – немалые – заслуги в
описываемом мероприятии. Отмечу лишь факт: в ночь с пятого на шестое сентября
наша команда втихую покинула корпус королевы Мэвы. Прежде чем распрощаться с
лирийским войском, мы не преминули обильно экипироваться, не спрашивая,
разумеется, на то согласия квартирмейстерской службы. Слово «грабеж», кое употребила
Мильва, я воспринимаю как чересчур крепкое. Ведь в принципе нам полагалось
какое-никакое вознаграждение за участие в достопамятной Битве за Мост. А если
не вознаграждение, то хотя бы компенсация и восполнение понесенных убытков!
Умалчивая о трагическом происшествии с Мильвой, синяках и ранах Геральта и
Кагыра, нельзя не сказать, что в бою нам прикончили или покалечили всех
лошадей, кроме моего верного Пегаса и норовистой кобылы ведьмака Плотвы.
Поэтому в порядке рекомпенсации мы прихватили трех полнокровных кавалерийских
верховых коней и одну запасную лошадку. Взяли также лишь столько снаряжения,
сколько сумели ухватить – справедливости ради скажу, что половину взятого нам
впоследствии пришлось выкинуть за ненадобностью. Как выразилась Мильва, «так завсегда
бывает, когда хапаешь втемную». Наиболее полезная часть краденого пришлась на
вампира Региса, который в темноте видит лучше, чем днем. Дополнительно Регис
снизил боеспособность лирийской армии, прихватив мышиного цвета упитанного
мула, которого вывел из ограды так ловко, что ни одно животное даже не фыркнуло
и не топнуло. Байки о животных, чувствующих вампиров и реагирующих на их запах
паническим страхом, явно следует отнести к области народного творчества, разве
что речь идет о некоторых животных и некоторых вампирах. Добавлю, что тот
мышастый мул держится при нас до сих пор. После того как мы потеряли запасную
лошадку, которая где-то заплутала позже в лесах Заречья, перепуганная волками,
мул несет наш багаж, вернее, то, что от него осталось. Зовут мула Драакуль,
имечко это дал ему Регис сразу после изъятия, да так оно и осталось. Региса
явно забавляет это имя, несомненно, имеющее какое-то шутливое звучание в
культуре и речи вампиров, нам же он этого разъяснить не пожелал, утверждая, что
«сие есть непереводимая игра слов».
Таким-то вот образом компания наша снова вышла на тракт, а
уже и без того достаточно длинный перечень лиц, которые нас не любили, стал еще
длиннее. Геральт Ривский, рыцарь без страха и упрека, покинул ряды рыцарства
еще до того, как посвящение было подтверждено патентом, а придворный герольд
придумал ему герб. Кагыр же аэп Кеаллах в долголетнем конфликте Нильфгаарда с
нордлингами ухитрился уже драться в рядах обеих армий и из обеих дезертировать,
заочно заработав и там и тут смертный приговор. Да и остальные были в отнюдь не
лучшей ситуации – в конце концов веревка есть вервие простое, и не столь уж
велика разница, за что тебя вздернут: за ущерб, нанесенный рыцарской чести,
дезертирство или поименование армейского мула Драакулем.
Пусть же тебя не удивляет, любезный читатель, что мы
предпринимали воистину титанические усилия, дабы максимально увеличить разрыв
между нами и корпусом королевы Мэвы. Что было сил в конях, гнали на юг, к
Яруге, намереваясь переправиться на левый берег. И вовсе не только для того,
чтобы отгородиться рекой от королевы и ее партизан, а потому, что безлюдья
Заречья были не столь опасны, как охваченный войной Ангрен, – к друидам в
Каэд Дху гораздо разумнее было двигаться левым, а не правым берегом. Парадоксально,
поскольку левый берег Яруги – это уже территория вражеской Нильфгаардской
Империи. «Породил» эту левобережную концепцию ведьмак Геральт, у которого после
выхода из братства посвященных в рыцари самоуверенных нахалов в значительной
степени восстановились разум, способность логически мыслить и свойственная ему
предусмотрительность. Будущее показало, что план ведьмака был чреват
последствиями и повлиял на результат всей экспедиции. Но об этом позже.
У Яруги, когда мы туда добрались, полно было нильфгаардцев,
переправлявшихся по отстроенному мосту в Красной Биндюге, чтобы продолжать
наступление на Ангрен, а скорее всего и дальше, на Темерию, Махакам, и одному
богу известно, куда еще нацелился нильфгаардский генеральный штаб. Нечего было
и думать форсировать реку с ходу, следовало затаиться и ждать, пока не перейдут
войска. Битых двое суток мы просидели в приречных лозах, подпитывая ревматизм и
откармливая москитов. Ко всему прочему погода вскоре испортилась, моросило,
сквозило и от холода зуб на зуб попадал только по чистой случайности. Такого
холодного сентября я не припомню в числе многочисленных оставшихся в моей
памяти сентябрей. Именно тогда-то, любезный читатель, обнаружив среди
позаимствованных из лирийских обозов вещей клочок бумаги и обломок карандаша, я
и начал, чтобы убить время и забыть о невзгодах, вспоминать и увековечивать
некоторые из наших приключений.
