Слушатели, в большинстве своем жители Бреммервоорда и
Цидариса, в основном кормящиеся морем и существованием своим морю обязанные,
покивали и поворчали с пониманием. Трисс лососей доводилось видеть обычно в
виде розовых пластинок, но и она тоже покивала и поворчала с пониманием,
поскольку не хотела выделяться. Она была здесь инкогнито, с секретной миссией.
– Приплыли мы… – продолжала рыбачка, покончив с
кубком и дав знать, что кто-то из слушателей должен бы уже поставить
другой. – Приплыли мы, значицца, выбираем сети, а тут вдруг Гудрун,
Стурлихина дочка, как взвизгнет во весь голос. И пальцем в правый борт тычет!
Глядим, а там летит чегой-то по воздуху, да не птица! У меня сердце аж
захолонуло, потому как я сразу подумала, выворетень то аль гриф малый.
Пролетают такие порой над Спикероогой, правда, в основном-то зимой, особливо
при западном ветре. Но это черное чудо тем часом хлюсть в воду! И по волне –
шмыг! Прям в наши сети. Запуталося в сетях-то и барахтается в воде, быдто
тюлень какой. Тогда мы кучей, сколь нас было, а было нас баб восемь штук, за
сеть и давай тягать энто на палубу! И только тута рты разинули! Потому как
девка это оказалася! В платье черном и сама черна, как твой ворон. Сетью
омотана, промежду двумя лососями, из которых в одном, чтоб я так здорова была,
сорок два с половиной фунта было, не мене.
Рыбачка из Скеллиге сдула пену с кубка и отхлебнула немало.
Никто из слушателей не комментировал и не выражал недоверия, хоть факт поимки
лосося такого поразительного веса не помнили даже самые старшие из них.
– Черноволосая в сетях-то, – снова заговорила
островитянка, – кашляет, водой морской плюется и дергается, а Гудрун,
Стурлихина дочка, нервничает, потому как на сносях она, да в голос как заорет:
«Кэльпи, – орет, – кэльпи энто, хавфруя!» А ведь кажный дурень знает,
что не кэльпи это, потому как кэльпи-то давно бы уж сеть продрала, да и воще,
неужто такое чудище даст себя на борт вытаранить? И не хавфруя это, потому как
рыбьего хвоста у ей нету, а дева морская завсегда при хвосте рыбьем бывает, и
воще ж она в море-то с неба свалилася, а видал кто-нибудь кэльпи или хавфрую,
чтобы они по небу летали? Но Скади, Унина дочка, так та завсегда сразу же в
крик: «Кэльпи!» Паникует. Да как ухватит за гаф! И с гафом-то к сети. А из
сетей ка-ак брызнет синим, а Скади-то ка-ак заорет! Гаф влево, сама вправо, да
пусть я сдохну, ежели лжу, трижды перевернулась и ка-а-ак долбанется задницей о
палубу! Ха, сразу видать стало, что этакая чародейка в сетях похуже, чем, между
прочим, медуза, скорпена аль угорь дохлый костяной будет. А к тому ж еще и
верещать ведьма почала и курвиться с угрозами всякими! А из сети аж шипит,
воняет и пар идет, такое она там, в середке, волшебство нагадила! Ну, видим, не
шуточки тут шуткуются.
Островитянка осушила кубок и не мешкая потянулась за
следующим.
– Да, не шуточки это, – она громко отрыгнула,
утерла нос и рот, – магичку в сети поймать! Чуем, что от той магии, чтоб я
так жила, аж барка начинает сильней качаться. Делать было нечего! Бритта, Каренина
дочка, подцепила сеть багром, а я схватила весло и бац, бац, бац!!!
Пиво брызнуло высоко и потекло по столу, несколько
перевернувшихся кружек свалилось на пол. Слушатели вытирали щеки и брови, но не
проронили ни слова обиды или замечания. Рассказ – это рассказ. У него свои
законы.
– Поняла ведьма, с кем дело имеет. – Рыбачка
выпятила обильный бюст и вызывающе осмотрелась. Мол, с бабами со Скеллиге
связываться не моги! – Говорит, дескать, поддаюся я вам по доброй воле и
обещаю ни заклинаний, ни порчи, ну, не наводить. И имя свое назвала – Йеннифэр
из Венгерберга.
Слушатели зашумели. После событий на Танедде прошло едва два
месяца, имена подкупленных Нильфгаардом предателей еще были на слуху. Имя
знаменитой Йеннифэр – тоже.
– Отвезли мы ее, – продолжала островитянка, –
на Ард Скеллиг в Каэр Трольд к ярлу Краху ан Крайту. Боле я уж ее не видала.
Ярл был в отбытии, говорили, как вернулся, вначале принял магичку сурово,
однако ж позжее ласково и вежливо. Хм-м-м-м… А я только и ждала, какую мне
чародейка супризу пожалует за то, что я ее веслом чуть не прибила. Думала,
отлает меня перед ярлом. Ан нет. Слова не молвила, не пожаловалась. Гонористая
баба. Держала слово. Позжее, когда она убилася, то мне ее дажить жаль было…
– Йеннифэр мертва? – крикнула Трисс, от изумления
забыв о своем инкогнито и секретной миссии. – Йеннифэр из Венгерберга
умерла?
– Ага, умерла. А как же. – Рыбачка допила
пиво. – Мертвая она, как эта вот макрелина. Убила себя собственными
чарами, магические фокусы проделывая. Совсем недавно это случилося, в последний
день сентября, прям пред ночью. Но это уж совсем иньшая история.
– Лютик! Не спи в седле!
– А я и не сплю. Я творчески мыслю.
Итак, ехали мы, любезный читатель, лесами Заречья,
направляясь на восток, к Каэд Дху, в поисках друидов, которые могли бы нам
пособить отыскать Цири. Как все было, расскажу. Однако вначале, исторической
правды ради, сообщу кое-что о нашей команде – об отдельных ее членах.
Вампиру Регису было больше четырехсот лет. Если не лгал, сие
означало, что он был старше любого из нас. Конечно, это мог быть обыкновенный
треп, да как проверишь? Однако я предпочитал исходить из того, что наш вампир –
существо правдивое, поскольку заявил он также, что навсегда и бесповоротно
отказался высасывать кровь из людей, и благодаря этому заверению мы как-то
спокойней засыпали на ночных привалах. Я заметил, что вначале Мильва и Кагыр
после пробуждения опасливо и с беспокойством ощупывали свои шеи, но это вскоре
кончилось. Вампир Регис был – вернее сказать, казался – вампиром стопроцентно
честным: коли сказал, что сосать не будет, так и не сосал.
